…Через минуту-другую бельгийке надоел лотос, она расплела ноги, и поменяла стиль телесной скульптуры, изобразив собой копию Мыслителя Родена. Хотя, этой копии не хватало основательности. Она легкомысленно витала в воздухе, в отличие от оригинала, сидящего на твердой скале. Освоившись в таком образе, Ликэ произнесла:
— Мы первые люди во внешней части Солнечной системы. Мечта сбывается, да?
— Мечта сбывается, — эхом отозвался Зенон, — еще школьником, я собрал себе заставку на ноутбук из фото, сделанных беспилотниками Cassini-Huygens, Galileo, Juno, Eio… Всех, летавших на территорию планет-гигантов или еще дальше, в транс-нептуновую область, как New Horizons. А теперь мы с тобой… Слушай, Ликэ, а что чувствуешь ты?
— Приключение, — лаконично ответила она, и уточнила после паузы, — конечно, ледяное пространство за орбитой Юпитера не может не завораживать. Но для меня главное это прикосновение к тайне. К цивилизации, которой принадлежит Чубакка. Вот скажи: ты обращал внимание, куда мы стали смотреть последнюю неделю или нет?
Польский астронавт задумался примерно на четверть минуты, и отрицательно покачал головой в знак того, что не обращал на это внимания. … — Раньше, — продолжила она, — как правило, мы смотрели назад. Мы наблюдали, как отдаляется Земля. Когда Земля стала слишком маленькой, мы начали наблюдать, как отдаляется Солнце. Помнишь, позавчера мы ненадолго попали в тень Юпитера, и наш монитор сферического обзора отметил, что самым ярким объектом неба стал Сатурн?
— Да, конечно, во фронтальной полусфере обзора он и сейчас самый яркий, — тут Зенон показал рукой чуть в сторону от осевой линии корабля, где наблюдалась тускло-синяя жирная точка. На Земле в ясные ночи примерно так по вечерам видна Венера.
— И кстати, — добавила она, — есть что-то забавное в нашей приверженности к счету дней. Позавчера, вчера, завтра. Хотя интервалы по 24 часа не имеют тут никакого смысла.
— Кое-какой смысл есть, — заметил он, — мы ведь биологически приспособлены к ритму, связанному на Земле с циклом день-ночь.
— Знаешь, Зенон, данный ритм весьма подвижен. Мы могли бы перейти на интервалы, например, 25 часов, для удобства: четверть сотни. И ритм бы легко подстроился.
— ОК, ты биолог, видимо, ты права. Но сейчас не отвлекайся на этот вопрос. Ты начала говорить о чем-то важном.
— Да! — Ликэ энергично кивнула, — О чем-то психологически важном, но вряд ли я смогу объяснить ход мысли, поэтому озвучу главную идею. Мы перестали оглядываться. Мы смотрим почти только вперед: туда, где Чубакка. Мы — как экипаж древнего парусника, идущего от берега. Сначала моряки оглядываются на удаляющийся берег, затем берег скрывается за горизонтом, и они осознают, что их каравелла уже в открытом океане, и северо-восточный пассат влечет их через тысячи миль, к загадочному Эльдорадо…
…Завершив этот поэтический монолог-экспромт, бельгийка протянула руку в сторону партнера. Он протянул руку навстречу, поймал ее ладонь, притянул ее к себе, помог ей устроиться в кресле и спросил:
— Что, по-твоему, такое Чубакка, кем построен, и с каким предназначением?
— Ты уже задавал этот вопрос много-много раз, — напомнила она.
— Я задавал, — поляк улыбнулся, — а ты каждый раз отвечала что-то новое.
— Да, ведь я каждый день думаю об этом, ищу какие-то аналогии, какие-то зацепки.
— Ликэ, ты ведь не удивишься, узнав, что я тоже каждый день думаю об этом?
— Не удивлюсь, однако спрошу: к чему пришли твои мысли на данный момент?
Зенон Пекош плавно соединил указательные пальцы перед лицом и объявил:
— Чубакка — это машина поиска планет, которые по природным условиям пригодны для джамблей. Или, скажем, для какого-то из множества видов джамблей – поскольку они сверхцивилизация. Если дистанционно найдена планета, то туда десантируются зонды, роботы, планетоботы… Их цель — детально изучить местную среду и, возможно, найти биохимическую родню какого-то из видов джамблей. Если родня нашлась, то Чубакка включает программу-акселератор цивилизации этих перспективных существ.
— Зверски напоминает гипотезу ануннаков, — прокомментировала Ликэ и добавила ради изящества, — или любую гипотезу криптокультуртрегерского палеоконтакта.
— О-о! — Зенон округлил рот в виде буквы О, и спросил, — Как по-твоему, какой процент землян сможет выговорить словосочетание «криптокультуртрегерский палеоконтакт», избежав фонетических ошибок и пауз?
— Может, ты предложишь термин получше? — с дружеским ехидством спросила она.
— Может, предложу… — он задумался, — …Как тебе термин «монолиты Кларка»?
Ликэ задумалась на секунду и уточнила:
— Это черные монолиты, раскиданные сверхцивилизацией по Земле, Луне и спутникам планет-гигантов в романе «Космическая одиссея», чтобы тайно мотивировать прогресс сначала австралопитеков, а затем хомосапиенсов Первой космической эры?
— Да. Хотя мотивацию австралопитеков Артур Кларк опубликовал в 1953-м, в рассказе «Встреча на рассвете», а «Космическую одиссею» он и Стэнли Кубрик сочинили в виде сценария в 1968-м. И кстати: стартовая идея заявлена у Кларка еще в 1948-м в рассказе «Страж». Точнее, там нет австралопитеков и тайной мотивации, а есть лишь монолит в центре лунного Моря Кризисов. Роль монолита – оповестить, что его нашли, а значит, цивилизация Земли развилась до уровня ближней космической экспансии…
Тут Зенон сделал многозначительную паузу, после чего произнес: … — Среди более-менее адекватной фракции уфологов циркулирует мнение, что Кларк угадал ключевые фазы контакта джамблей с землянами. Ошибки лишь в деталях, а сам принцип или план-график именно таков.
— О-о! — Ликэ спародировала его мимику, округлив рот, — Каков же план-график?
— У Кларка, — ответил он, — первым идет палеоконтакт с австралопитеками и мотивирует изобретение орудий около 2 миллионов лет назад. Но в реальности, с учетом находок в Миртойском море, более вероятен первый палеконтакт около 70 тысяч лет назад. Тогда становится понятной инструментальная революция верхнего палеолита и первобытного изобразительного искусства. Далее о XXI веке. У Кларка так: сначала лунный монолит информировал, что земляне освоили ближний космос. Затем монолит на Япете открыл землянам общие принципы звездоплавания. И последний монолит превратил Юпитер в дополнительную небольшую звезду, устроив землянам тысячелетие непрерывного дня. Реальные события XXI века: первый необычный межзвездный объект Оумуамуа, быть может, информировал кого-то о космической эре у землян. Второй необычный объект Каимитиро, быть может, инициировал открытия кристадин-фюзорной трансмутации в ядерной физике и молекулярного дизассемблера в биологии и ксенобиологии. Эта пара открытий очень похоже на ключи к звездоплаванию. За третьим необычным объектом — Чубаккой — мы гонимся прямо сейчас.
Ликэ скептически хмыкнула. Зенон почесал в затылке и напомнил:
— …Это лишь мнение более-менее адекватной фракции уфологов.
— А, по-моему, это фабула фильма Камиллы Далансон «Одиссея 100 веков до Одиссея», шутки ради позиционированного как документальный, — сказала она.
— Конечно, Ликэ, можно представить, что так. Или можно иначе: что фабула фильма это компиляция мнений…
— Да-да, — подхватила она, — более-менее адекватной фракции уфологов. Собака, однако, зарыта в том, что это мнение изобразил один персонаж: доктор Филипп Уэллвуд. Если посмотреть титры фильма, то он указан в качестве научного консультанта.
— Ты знаешь его? – поинтересовался Зенон.
— О, да! Когда ему стукнуло 102 года, оказалось, что дела со здоровьем плохи и, в виду отсутствия альтернатив, он применил к себе векторик Sizif. Но «Войны крови» были в разгаре, так что его со скандалом изгнали из евро-ассоциации профессоров. А он очень громко хлопнул дверью, пошел преподавать в университет на турецкой части Кипра, и пообещал на своем блоге так или иначе поднять вопрос: кто в Европе профессор, а кто — червяк на лопате. Интуиция подсказывает, что Уэллвуд не случайно полез в уфологию. Слегка обидно, что отсюда не поучаствовать в этом бедламе. Веселье будет что надо.
