А через месяц осень окончательно вступила в свои права.
Анечка стояла в малом кабинете Его Превосходительства и, словно школьница на экзамене, с невероятным стеснением выговаривала слова странной Присяги:
«Я, гражданка России, вступая в ряды сотрудников Института прикладной экзофизики, торжественно клянусь быть хитрым, осторожным, умным и предприимчивым агентом, строго хранить государственную тайну, соблюдать законодательство Российской Федерации в частях, не противоречащих уставу Института, беспрекословно выполнять устав Института и приказы штабного и непосредственного начальства.
Я всегда готова по приказу Института выступить против любого врага российского народа, явного и неявного, видимого и невидимого, материального и нематериального, и, как агент Института, клянусь защищать российский народ мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови, самой жизни и души для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту присягу, то пусть меня постигнет суровая кара Института – всеобщая ненависть и презрение моих товарищей».
В этот день Лесик подарил ей очень старое зеркальце с литой бронзовой ручкой, почти не годное – серебристый слой под стеклом сильно облез.
– Ну… – За напускным равнодушием тона было трудно понять, что он чувствует. – Это, типа, на счастье. Купил у сумасшедшей старухи на блошином рынке.
– Спасибо. – Анечка здорово удивилась, но подарок взяла.
– Это не просто так, – все же пояснил Лесик. – В него можно увидеть почти все, что берет стандартный эфирный детектор. Кроме обычного фона. Ну, начиная со структур класса «Би». Я хотел переслать его в Москву на экспертизу, но Иван Сергеевич сказал, что ни к чему… Ну, простая игрушка. Мощность слишком мала. Видать, сделал какой-то доморощенный умелец из обычного зеркальца, да еще по инструкции какого-нибудь древнего алхимика. Похоже, он ничего не слышал ни об анизотропии пространства, ни об СВЧ-подсветке. Я забрал, а то лежало бы на складе тысячу лет. Тебе пригодится.
– Зачем? – еще больше удивилась девушка. – Если в него почти ничего не видать?
– Чтоб не забывала, в каком мире живешь. Теперь тебе это постоянно придется помнить.
А через пару дней началась обычная работа. Ячейка Ивана Сергеевича состояла тогда из трех человек – сам Его Превосходительство, Ирина и Лесик. Анечка стала четвертой. Позже к ним присоединился Денис. В общем-то, он и был ее первым заданием.
Все три самоубийства, которые Его Превосходительство поручил тогда расследовать Анечке, имели едва заметную точку соприкосновения. Все три жертвы были художниками. Очень разными – от преуспевающего владельца собственной галереи до полунищего рисовальщика. Таких самоубийств происходит десятки, но Его Превосходительство недаром имел славу замечательного оперативника – у него был нюх, интуиция. Он умел нутром чувствовать Прорыв и поднаторел в этом деле настолько, что выявлял его по мельчайшим, непонятным для остальных деталям.
Анечка пробовала учиться, пыталась понять, что же именно навело его на мысль о попытке Прорыва, но не могла. Точнее, у нее возникло ощущение, что Его Превосходительство просто перестраховывается, выискивая признаки Прорыва в каждом странном случае на подответственной территории. И возможно, он был прав. Даже скорее всего был прав, поскольку перестраховка была его прямой и важнейшей обязанностью. Долгом.
К тому же он редко, очень редко ошибался. Хотя иногда начинал дело лишь по одному, косвенному признаку, например, из-за избытка адреналина, обнаруженного в трупе при вскрытии. Но даже по таким мелочам, которым и естественных объяснений масса, он выявлял и уничтожал силами ячейки от двух до пяти десантников за полгода. Это в среднем. Но по ячейке ходили легенды о том, как Ирина за один день уничтожила полтора десятка этих тварей, в упор расстреляв из пулемета заседание Свидетелей Иеговы.
Поскольку в деле художников столкновений с десантниками не предполагалось, Иван Сергеевич решил поручить это расследование именно Анечке. По его мнению, именно девушка могла справиться с этим делом наилучшим образом, а Ирина в то время была слишком занята – вела дело о сумасшедшем водителе.
Анечка ей завидовала – водитель по результатам психотестирования оказался вовсе не сумасшедшим, но даже под глубоким гипнозом выдавал одну и ту же версию случившегося. Уставший, сонный, замученный, он был уверен, что находится в засекреченном отделе ФСБ, замаскированном под авторемонтную мастерскую. И с монотонной уверенностью писал одно объяснение за другим. Смысл каждого заключался в том, что он, Бондарев Александр Семенович, подвержен нападениям Сатаны и пытался уничтожить врага рода человеческого путем наезда собственным автомобилем.
Наезд не удался – вместо Сатаны был уничтожен киоск «Роспечати», повреждено три автомобиля и разбита огромная магазинная витрина на Невском. Но конечной целью героического выезда Александра Бондарева оказалась не она, а психушка, в которую ему пришлось отправиться после двух ночей, проведенных в милиции. Только оттуда, причем с невероятным трудом, Его Превосходительство смог вытащить совершенно обалдевшее, грязное и избитое орудие борьбы со злом.
И вот, пока это самое орудие выдавало «словесный портрет Искусителя», Анечка вынуждена была ехать на Васильевский остров и, словно воровка, тайком проникать в то, что нищий художник называл когда-то своим жильем. На самом деле это был кое-как оборудованный для жизни чердак без каких-либо удобств, но с явными признаками художественной мастерской.
Работа предполагалась рутинная, и Анечку утешало лишь то, что ей, как любому агенту Института, был положен на задании настоящий пистолет Макарова. Сейчас он висел в поясной кобуре под полой старенького пальто, придавая непривычную значимость происходящему.
На чердаке было много картин, столько она еще никогда не видела. Старые, уже высохшие полотна изображали мосты, город и виды залива, но новые холсты, пахнущие свежей масляной краской, создавали ощущение быстро накатывающегося безумия. Серые тени на почти таких же серых стенах, ветви деревьев, сплетенные в жутком экстазе, капающая через закрытую дверь кровь. Одно и то же лицо в отражении стекол. Одна из картинок особенно удивила Анечку – на ней худощавый мужчина в коротком сером пальто стоял на набережной Невы, а над его головой корчилась бледная медуза. Вернее, голова человека являлась телом медузы, а двенадцать длинных щупалец извивались вокруг нее. На другой картине был нарисован трамвай без номера, совершенно черного цвета, нарисованный так, будто он вот-вот задавит рассматривающего картину. Но не трамвай поразил Анечку, а мечущиеся вокруг духи. Тонкие, изгибистые духи Васильевского острова – точно такие же, как в окулярах эфирного детектора. Анечке и в голову не могло прийти, что кто-то способен видеть их без специального оборудования.
