Если бы я хотел что-нибудь посоветовать начинающему писателю, я бы не смог сказать ничего конкретного - только общие слова. И это лучшее, что я бы мог сделать. Я бы сказал ему: "Не думай, не оценивай, насколько разумно то, что ты пишешь, получай удовольствие. Если тебе будет скучно со своими собственными словами, написанными на бумаге, представь, каково с ними будет читателю. Твое удовольствие абсолютно необходимо. Как только начинаешь зевать, выбрасывай все. И последний совет: не старайся выглядеть прилично. Это ключ к обманыванию себя, который эксплуатируется снова и снова".
Поэтому, когда я сажусь за клавиатуру, я прежде всего говорю себе: "Дорогой внутренний наблюдатель, сейчас я напишу что-то безумное, запредельное. Для тебя это не будет иметь никакого смысла, но позволь мне сделать это. Потом я выброшу все, что написал, и вместо этого создам нечто рациональное, вменяемое и разумное - и это будет здорово". Внутренний наблюдатель спрашивает меня: "Ты обещаешь?". Я говорю: "Всем сердцем. Только дай мне побегать и порезвиться". Тогда он говорит: "Хорошо, я повернусь спиной". Внутренний наблюдатель поворачивается спиной, и я пишу абсолютно безумный кусок. Потом я читаю его и замечаю, что в нем есть нечто, что можно использовать. И тут наблюдатель поворачивается и говорит: "Ну ты же обещал!". А я говорю: "Я нарушил свое обещание".
И это срабатывает снова и снова. Не стоит заботиться о том, что думает внутренний наблюдатель, что думает читатель, что думает издатель. Единственное, что нужно, - это бросить себя в бешеный поток бушующей реки, которая несется к водопаду, высоту которого ты не знаешь, и позволить себе быть унесенным. Из этого ревущего, кувыркающегося потока родится нечто, что будет интересно. Это и есть тот подарок, тот дар, который нужно отдать.
С.В.: Что бы ты мог сказать твоим читателям в России?
Р.Б.: Я очень остро ощущаю семью своих читателей по всему миру. По тем письмам, которые приходят Лесли и мне, я чувствую, что они часто чувствуют себя одинокими. Они часто бывают окружены людьми, которые не понимают их сердце и душу. И когда они в строках моей книги, как вспышку, чувствуют что-то родное, они пишут нам письма. Так вот, наш ответ таков: не забывай, что твоя семья больше, чем ты думаешь, и время от времени ты будешь встречать членов своей семьи. И все, что мы можем сделать, - напомнить об этом.
Но вот я слушаю тебя и ощущаю, что эта семья на самом деле значительно больше, чем я думал. Раньше я считал, что мы в меньшинстве. Я думал, что людей, разрушающих планету и друг друга, больше, чем тех, кто понимает, что на свете есть более увлекательные вещи.
И это было понятно, потому что, думал я, мы все как человеческие существа любим риск, любим ходить по краю. Нас увлекает идея подойти к полному разрушению и в последнюю секунду сделать красивый поступок и спасти себя. Это то, чем мы на самом деле наслаждаемся в своем сердце. Это подтверждает уже тот факт, что каждый из нас решил родиться именно в это время.
Американские газеты раньше часто публиковали рисунок, на котором были изображены часы, стрелки которых показывали без нескольких секунд полночь. Эти часы напоминали о том, что, возможно, до полного уничтожения нам осталось несколько секунд. Но на каком-то уровне мы все наблюдали за этими часами и думали: все-таки время еще есть, можно поиграть еще, мы еще даже успеем исполнить национальный гимн. А вот когда времени совсем не будет, произойдет чудо.
И чудо действительно произошло. Для нас им стал Михаил Горбачев. Вы можете к нему относиться как угодно, но нами он был воспринят как самый смелый человек нашего времени. Я уверен, что именно он спас мир.
У нас же в это время был президент, которого я считаю безумным. Он воспринимал мир, как кино. Однажды я участвовал в съемках фильма. Мне нужно было пролететь на самолете как можно ближе к камере. И я сделал это. Но оператор стал кричать мне, что это недостаточно близко. И в этот момент я понял, что он не воспринимает мой самолет как реальную опасность для себя, для него это только эпизод в фильме. И я сказал: "Хорошо. Я пролетел в пяти метрах от вас, но сейчас я пролечу на расстоянии в один метр". И они согласились. Только в последний момент, когда операторы увидели самолет, летящий прямо на них, они попадали на землю. Мне кажется, Рейган тоже думал, что наш мир не более, чем пленка.
Этот мир на самом деле - фикция. Но я не думаю, чтобы он понимал это в метафизическом смысле. В отличие от Горбачева. Я думаю, Горбачев пришел к полному осознанию того, что нужно сделать поступок, который остановит безумие, даже если в процессе этого он будет уничтожен сам. И он сделал это.
Что было потом, не так важно. Я знаю, что в Союзе его не любят. Но его любят в США. В нашей версии истории он уже заслужил замечательное место. Кто-то недавно даже сказал, что если Горбачеву будет совсем плохо в Союзе, он может приехать в Штаты и выиграть президентские выборы.
Но если говорить серьезно, то похоже на то, что мы выжили в этот раз.
Это значит, что теперь мы будем изобретать новые способы, как испытывать себя, бросать вызов самим себе.
К печати подготовила А.Яковлева
