- Полечу с вами, - сказал тут Стебель, - тем более мне тоже в город нужно.
Они летели в город, и Геннадий думал: "Хорошо быть биофизиком - такие девушки за тобой прилетают!"
6. Мир, в котором счастливы все
Города Геннадий не увидел или просто не понял, что увиденный им населенный пункт и называют здесь городом. Внизу, в море зелени, замелькали белые пятна коттеджей, и вскоре Бригитта посадила глайдер.
Симпатичные домики, утопающие в деревьях, выстраивались в улицу, и в конце ее виднелась этакая небольшая Эйфелева башенка - видимо, какая-то антенна, а рядом блестел на солнце ажурный купол, при виде которого в памяти Геннадия возникли слова "микропогодная установка" - из какой-то книги, читанной в детстве.
- Слушайте, как называется эта штука? - спросил он. - Вон та, сетчатая и круглая.
- Какая? Та? - откликнулась Бригитта. - Так это же микропогодная установка.
Геннадий очень удивился, но промолчал.
Подошел Стебель. Он уже успел сбегать куда-то.
- Пойдемте, граф, - сказал он, - вас ждут великие дела.
Самое удивительное было те, что Геннадий очень быстро разобрался в устройстве диагностера. Он, правда, так и не смог понять, каким образом этот прибор сверхмалые биотоки превращает в обычные миллиамперы, не искажая при этом самую тонкую модуляцию, но это было не главное. Главное, он сразу увидел все неисправности. Неисправностей оказалось много, даже слишком. Можно было подумать, что кто-то питался с помощью вентилятора чистить картошку, а чувствительным элементом пылесосить ковры. В общем, пришлось распотрошить машину до основания, перебрать, что называется, по винтику. Какое же это было удовольствие! Проверять каждую клемму, каждую лампу, каждый диод, каждую пружинку, отлаживать схему, заставлять диагностер работать снова и снова и чувствовать, что машина понимает тебя и от раза к разу становится все послушнее. Геннадий так увлекся, что не заметил, как прошел день и солнечный свет стал опять золотисто-оранжевым, а потом начал медленно гаснуть, и, по мере того, как он слабел, стены и потолок его рабочей комнаты все ярче и ярче занимались мягким равномерным свечением.
Несколько раз к нему заходили друзья, им нравилось смотреть, как он работает, а он иногда просил их помочь в чем-нибудь. А в середине дня они его все-таки уговорили прерваться и потащили обедать, и с ними за столом сидела очаровательная синеглазая Бригитта, хозяйка глайдера, только теперь на ней было белое платье, легкое, как утренний туман, и очень свободное. И Геннадий снова вспомнил о Маринке.
Первый раз он подумал о ней еще в лесу, сразу, как только увидел Стеблова. Ему показалось тогда, что и она непременно должна быть здесь. Но ее не было, и он не рискнул спросить, боялся разрушить свою хрупкую и ни на чем не основанную надежду. Теперь он решился.
- Стебель, а где Маринка? - этак небрежно, просто, будто она только что была здесь, с ними, да вышла куда-то и пропала.
- Крылатская? - переспросил Стебель, словно речь могла идти еще о какой-то Маринке. - Одну минутку.
"Крылатская? - повторил про себя Геннадий. - Одну минутку".
Как просто! Как поразительно, невероятно просто. Одна минутка - не минута, а минутка -и счастье в твоих руках! Одна минутка - и уже никто и никогда не отнимет этого счастья, потому что отнять его могла только смерть, а в этом мире, похоже, не было смерти.
- Марина, - говорил Стебель, поднеся к губам маленький радиокулон, Геннадий приехал. Ты слышишь меня? Прием.
- Не верю, Стебелек! Повтори. Прием, - услышал Геннадий далекий Маринкин голос.
- Я приехал, Маришка! Я! Это я приехал! - он орал так, словно передатчик находился по крайней мере по ту сторону улицы.
- Генка! - ее голос звенел от счастья. - Я вылетаю, Генка! Сразу, как только смогу. Стебель, как поняли меня? Прием.
- Поняли тебя отлично. До встречи.
- Когда она будет здесь? - Геннадий вскочил и опрокинул стакан с вишневым компотом.
- Успокойся, старик, часа через четыре.
- Почему так долго?
- Потому что она далеко. Очень далеко. Потерпишь, старик. К тому же тебе еще работать.
- Работать? - удивился Геннадий. - Ах да, конечно, работать. Мне обязательно надо работать. Однако над чем же я работал? Ты не помнишь?
Стебель молча поглядел на него круглыми немигающими глазами.
Потом наставительно произнес:
- От счастья люди глупеют. Но ты не бойся, это быстро проходит. Глупость, конечно, а не счастье.
Невероятно, но, работая с диагностером, он забывал даже о Маринке.
Наладка входила теперь в свою завершающую и самую приятную стадию. Прибор был уже почти исправен, и приходилось корректировать только самые мелкие погрешности в его работе, то есть, по существу, заниматься настройкой и юстировкой.
Наконец все было закончено. Диагностер стоял как новенький, сиял всем, чем мог сиять, и казалось, его распирает от гордости и желания тут же, без всяких промедлений приступить к делу. Геннадий позвал друзей, и каждый из них прикладывал к вискам чувствительный элемент.
Индикатор прибора устал сиять зеленым огоньком - сигналом абсолютного здоровья. Только двое заставили диагностер мигнуть красным светом и выдать карточки с указанием нарушений и перечнем лечебнопрофилактических мер. У Бригитты оказалась незажившей рука, вывихнутая при неудачной посадке, а Михаил, тот самый бородач с глазами философа, не спал, как выяснилось, уже третьи сутки: он был вовсе не философом, а музыкантом, и по ночам к нему приходило вдохновение.
Потом все ушли, оставив его одного. Маринка задерживалась. Прошло уже не четыре, а добрых десять часов. Но почему-то он знал, что все в порядке.
Коттедж, где Геннадий работал с диагностером, стал теперь его коттеджем, его собственным. У них здесь было полно свободных коттеджей, совершенно готовых для жилья. Они здесь ждали таких, как он.
Ощущая приятную усталость, он вышел на балкон, вдохнул полной грудью вечернюю свежесть и поглядел на звезды. Звезды были зелеными и красными. Зеленые висели неподвижно, а красные приближались, становясь крупнее и ярче... Бортовые огни, догадался Геннадий. И когда глайдер черным, скрадывающим звезды пятном завис на фоне густо-синего неба перед самым домом, Геннадий понял: это она. Он перемахнул через перила, прыгнул вниз, сминая цветы, ринулся вперед, и в тот же миг распахнулась дверца глайдера, еще висящего над землей, и Маринка, сбрасывая на лету шлем, упала к нему в объятия...
- Сумасшедший! - выдохнула она, приходя в себя и собирая по клумбе раскиданную одежду. - Здесь были такие красивые цветы.
- Ерунда! Ты гораздо красивее, Маринка.
- А если кто-нибудь видел?
- Да ну. Темно уже. И потом, у вас тут такие замечательные ребята, они все понимают как надо.
