— Конечно, — согласился Александров, вспоминая кривую распределения силы ветра по высотам.
— Даже в том случае, если в приземном слое атмосферы царит штиль, что, кстати сказать, бывает очень редко, то на высоте уже в сто-двести метров воздух обычно неспокоен, продолжал профессор. — Здесь всегда ощущается легкий бриз. А еще выше он, как правило, переходит в сильный ветер. На огромной же высоте — десять-двенадцать километров, у нижней границы стратосферы, в наших широтах скорость воздушного потока достигает очень большой величины. Наблюдения показали, что там, в заоблачных просторах, почти постоянно дуют ураганы, причем примерно в одних и тех же направлениях. Во-вторых, Терехов принял во внимание, что скорость ветра с высотой возрастает, и у него возникла идея создать систему, которая позволяла бы использовать энергию постоянных сильных ветров, характерных для очень больших высот. И, в-третьих, Терехов в качестве базы для высотного ветроэлектрогенератора предложил использовать большой привязной аэростат.
— Замечательно! — сказал Александров. — Так вот почему здесь, за лесной полосой, столько газгольдеров!
— Итак, СЭС — это система, в которую входят: ветроэлектрогенератор и несущий ее высотный привязной аэростат особой конструкции. Опытный экземпляр такой системы создан, и его-то предстоит здесь испытать… Завтра — если позволит погода…
Профессор Трубокуров замолчал.
Александров посмотрел на освещенные вечерними лучами солнца ветлы. За ними скрывалась СЭС. Он попытался себе представить ее в натуре, и перед его мысленным взором встал гигантский серебряный привязной аэростат, подобный тем, которые висели над Москвой в дни обороны столицы, или тем, на которых он столько раз сам поднимался.
— Я очень волнуюсь, — спокойно сказал Трубокуров, нарушая молчание. — Я — теоретик и поэтому, пожалуй, лучше практиков знаю, что только опыт решает, осуществимо ли то, что создано умом.
Из-за угла дачи послышался раскатистый смех, и затем показались улыбающиеся Терехов и широкоплечий, на голову выше его, седовласый бородатый человек в светлом плаще-пыльнике.
На этот раз Александрову не пришлось долго припоминать, кто это: портреты академика Никольского были известны всем советским людям по газетам и журналам.
— Привет, привет представителю славного племени покорителей воздуха! — громко и весело сказал академик, крепко пожимая руку Александрова. — Привет старому другу Сергею Степановичу! Прошу прощения, что не встретил дорогих гостей. Увлеклись! Проверяли систему заземления атмосферного электричества. Ну, каков будет план действий? Ужинать? Или пройдем сначала на старт?
— Трубокурова надо покормить, — вставил Терехов. — Он с утра ничего в рот не брал.
— Спасибо, я не хочу есть, — сказал Трубокуров.
— Честно? Не надуваете? — спросил академик, лукаво прищурив темные, немного навыкате глаза.
— Ну, что вы!
— Тогда идемте! — И академик широко и легко зашагал напрямик через луговину к ветлам.
Александров еле нагнал Никольского и не сразу набрал такой же темп хода, каким шел он. А Терехов и профессор Трубокуров сразу отстали. Академик подхватил Александрова под локоть и сказал:
— Мы все очень благодарны Главному институту метеорологии за то, что вас сюда прислали. Вчера произошло несчастье: у нашего пилота Кругловского неожиданно начался приступ аппендицита. А второй пилот, Панюшкин… Вы с ним знакомы?
— Нет.
— Так вот, Панюшкин еще молод и горяч немного больше, чем следует. И, конечно, ему очень полезен, нет, просто необходим, при старте совет опытного человека. Ведь старт, насколько я понимаю, самое ответственное дело при подъеме высотных систем?
— Да.
— Конечно, если бы мы не надеялись на Панюшкина, мы отменили бы испытания. Хотя именно сейчас для них очень благоприятный момент. Прогноз обещает в ночь на завтра полный штиль. Чувствуете, и сейчас уже ветра нет. А в последующие дни здесь снова ожидаются обычные устойчивые ветры.
Слова академика вызвали в памяти Александрова картину зимней ночи.
…Давно, в юности, ему, тогда курсанту воздухоплавательной школы, пришлось быть в стартовой команде, выпускавшей в полет стратостат «Осоавиахим». Старт отменяли несколько раз. Бывало у земли тихо, а на высоте 50–60 метров дует ветерок. И этот небольшой, еле ощутимый поток воздуха мешал подготовке к полету гигантского стратостата. Ведь после того, как в его оболочку — баллон из прорезиненной материи емкостью около тридцати тысяч кубических метров — вливали нужное количество несущего газа, этот баллон поднимался над стартовой площадкой в виде огромной груши — метров сорока в длину. Оболочка стратостата начинала парусить даже при очень незначительном ветерке, а в складках ее, длиной в десятки метров, возникало опасное трение. Тогда начальник старта приказывал выпустить газ и отложить полет.
В тумане морозной январской ночи раздавалась команда: «Вскрыть разрывное!» Дежурный около красной разрывной вожжи резким движением тянул ее вниз, и сейчас же к хлопанью складок оболочки и скрипу снега под ногами присоединялся свистящий шорох выходящего из оболочки водорода. Оболочка, ярко освещенная голубыми лучами прожекторов, только что величественно вздымавшаяся над кронами столетних сосен, вдруг съеживалась, стремительно никла и кучей тряпья опускалась на землю…
— Я приложу все свои силы, чтобы помочь вам провести испытания, — сказал Александров. — Но, конечно, мне необходимо предварительно ознакомиться с системой в натуре. Мне известны лишь принципы ее конструкции.
— Вот и прекрасно! А с системой сейчас вас познакомит Терехов. Панюшкина наш врач уложил спать. Ведь ему предстоит бессонная ночь…
В это время они подошли к ветлам и, пробравшись через густой кустарник подлеска, оказались на краю продолговатой котловины.
— Подождем здесь авторов этой махины, — делая широкий жест, сказал академик. — Осмотрите пока отсюда нашу стартовую площадку. Как вы находите? Недурно придумано? Ведь здесь, в степи, нет полянок, как в лесу, которые обычно использовались для подъема стратостатов. Вот и пришлось спустить пруд. Драгоценную здесь воду, конечно, задержали ниже, в балке. Перенесли, так сказать, пруд с одного места на другое. И знаете, кто предложил такой выход из положения? Здешний колхозник, бригадир Иван Михайлович Дубников. Ясный ум, я вам скажу. А иначе пришлось бы нам либо строить высокий дорогой ветровой забор, либо расширять какую-нибудь балку рыть котлован. А теперь вас, вероятно, интересует, почему мы решили проводить испытания именно здесь, в Заволжье, так далеко от нашего института. Отвечу: во-первых, потому, что анализ мощности ветровых потоков на больших высотах показал, что именно между Уральским хребтом и Каспием они наиболее постоянны. А это-то нас особенно интересует. А во-вторых, здесь у нас неплохая научно-исследовательская база по ветроэнергетике. Есть и лаборатории и мастерские. Ну вот и решили мы поднять СЭС здесь…
