"Да, да, О сын Вендианской танцовщицы," ответил Конан. Голос Моти был хрупкий , как плохо закаленная сталь. Чувство опасности поползло по позвоночнику Симмерианца, как огромный паук.
"Моя мать была величайшей танцовщицей своего времени", произнес Моти, "как Хадьяр - величайший солдат среди нас." Он посмотрел на Конана. "А ты- сколько тебе лет?"
"По Турианским расчетам - двадцать два."
"Ха. Такой же, как и у незаконнорожденного сына Хадьяра. Или возраст, который бы у него был, не умри он два года назад. Возможно Хадьяр ищет в тебе ему замену. У него не было других родственников или друзей за исключением этого мальчика-"
Открылась дверь и появилась женщина. Едва ли она могла собрать больше взглядов, чем те, что устремились на нее сквозь клубы малинового дыма под рев горнов.
Она была высока и по северному светла с широкими серыми глазами и рассыпанными под загаром веснушками. По возрасту она скорее была женщиной с фигурой, которая могла соперничать с фигурой Пилы. Глаза Конана скользнули вдоль линии бедра, поднялись до изящной талии, затем прошлись по грудям, которые выпирали из-под коричневой туники и остановились на длинной тонкой шее.
Когда он закончил осмотр, то заметил , что глаза всех присутствующих мужчин проделали глазами тоже самое.
Женщина не обратила на это никакого внимания. Она пропорхнула через комнату с грацией, которой могло бы позавидовать большинство танцоров. Глаза мужчин следовали за ней, с таким же успехом это могли быть глаза мышей, так мало они тревожили ее. Казалось, она точно так же невозмутимо пройдет совершенно обнаженной.
Она приблизилась к стойке бара и сказала с Туринианским акцентом: "Благородный Мотилал, у меня есть дело к тебе". Похотливый смешок пробежал по комнате. Она продолжала, как будто смутиться было ниже ее достоинства. "Я бы купила у тебя кувшин вина, хлеб, сыр, окорок. Все, что у тебя есть, подойдет, даже конина-"
"Не оскорбляй Моти, думая, что он готовит конину, дорогая моя", сказал Конан. "Если твое занятие мало доходно..."
Улыбка женщины не коснулась ее глаз. "Икак я смогу тебе отплатить?"
"Выпив немного вина со мной, не более того." Она выглядела как переодетая богиня и едва ли будет заниматься спортом с Циммерианскими наемными офицерами. Она вероятно не пустит его к себе в постель, разве что доставит удовольствие его глазам, чего будет достаточно.
"Если твой кошелек пуст, мы могли бы его наполнить, до того как ты ляжешь", оскалился охранник. Его друзья присоединились к непристойному смеху. Некоторые посетители поддержали. Конан заметил лед в женских глазах.
Моти ударил стоику бара рукоядкой молота. Барабанщик взял барабан и начал настукивать душевный Заморианский бой. "Пила! Зариа!" Заорал Моти. "За работу!"
Женщины извивались на полу. Поднялся шквал криков и аплодисментов, барабанщик вспотел , пока смог сам себя услышать. Сначала Пила, затем Зариа сбросили с себя покрывала. Мужчина в зеленом шелке вынул шпагу и уткнул ее конец в Зариу, не сводя глаз с северной женщины.
Конан пристальнее вгляделся в него. Вероятно местный щеголь, но вряд ли опасный.
Появилась кухарка с полной корзиной пищи и кувшином прекрасного Акьюлонианского вина. Моти передал их женщине, пресчитал монеты, которые она достала из пояса и отправил кухарку назад, хлопнув ее по спине.
"На сегодня еды достаточно, Тебиа. Танцы, вот что нам нужно!"
Несмотря на шум, Конан услышал в голосе Моти тон человека, приказывающего арьергарду встать и умереть. Щекочущие позвоночник Конана паучьи ножки опасности превратились в острые копыта. Два года назад он бы обнажил шпагу.
Пила отбросила прочь пластинки, прикрывавшие груди. Они кувыркались по полу под одобрительные возгласы, когда женщина повернулась к выходу. Конан проследил за ней глазами и отметил, что тоже самое делает одетый в шелка воин. Пила, Зариа и Тебиа выглядели как птицы-падальщики, клюющие воловьи кости.
Женщина обойти танцующих только пройдя близко к своему наблюдателю и его охранникам. Человек обнаружил это одновременно с Конаном. Его пальцы сами собой заплясали. Конан успел сделать два шага, когда один из охранников выставил толстую ногу на ути женщины.
В следующий момент Конан понял, что она - воин. Она бросила и кувшин и корзину, чтобы освободить руки и сохранить равновесие. Когда она поняла, что устоять не удастся, она перевернулась в воздухе и упала на обе руки. Перекатываясь, она выхватила кинжал из одной туфли и развернулась, как змея.
Лордлинг выпрыгнул из кресла, держа одну руку на рукоядке сабли, а другую протянув, но вряд ли в знак дружбы. Когда его охранники поднялись, женщина схватила лордлинга за руку, и опять резко повернулась. Вышитые жемчугом сапоги больше не могли помочь ему на залитом вином полу , и он с грохотом рухнул вниз.
Теперь Конан был достаточно близок, чтобы услышать слова женщины: "Простите меня, мой господин. Я только хотела-". Двое охранников повернулись к ним. Под покровом цивилизованности Конана кипело и бурлило инстинктивное желание выхватить саблю.
Лордлинг посмотрел на свои рубиновые пятна, затем перевел взгляд на женщину. Его голос сорвался на крик. "Она атаковала меня! Мои одежды испорчены! Выполняцте свои обязанности!"
Спина женщины была обращена к одному из охранников. Пока его друзья вытаскивали сабли, он достал дубинку. Опускаясь она встретила на пути плоскость сабли, подставленной Конаном. Массивная рука Конана лекго держала саблю пока дубинка скользя ударила женское плечо, вемсто того чтобы обрушиться на голову.
Женщина опять перекатилась, давая Конану пространство для боя. На мгновение в этом не было необходимости. Лордлинг и его охранники казалось были ошеломлены встреченным сопротивлением. Конан мельком взглянул на Моти. Пот стекал струями с хозяина. Его руки побелели от напряжения с каким он вцепился в рукоядку кувалды.
Конан сильно сомневался , что ему придется еще когда нибудь пить в таверне "Красный Сокол". Лордлинг нагнал на Моти столько страха, что теперь он спокойно смотрит, как атакуют его порядочного посетителя. Конан не назвал бы мужчину трусом без оснований , но он и не связан страхами хозяина.
"Эта женщина атаковала вас не в большей степени, чем мышь", прорычал Конан. "Уж если нам необходимо поговорить о нападении, то что вы скажете о подножке, которая, как я видел была ей поставлена?"
Неосторожно женщина повернулась к Конану, чтобы благодарно улыбнуться. К одному из охранников вернулся разум, проскрежетала сабля, выброшенная неловко , но твердо в женщину. Она изогнулась так, что клинок нацеленный на ее живот, лишь оцарапал ребра. Красное пятно расплылось по тунике.
