Денис долго не мог вырваться из этого сна. Кричал, бежал от преследовавших его кошмаров, но они были проворнее, настигали его, били крыльями, впивались зубами в руки, лицо и шею. Боль, боль бежала за ним по пятам, а Смерть стояла рядом. Тогда только он понял, что страшнее нее ничего не может быть…
Крыса в лабиринте… загнанный зверь… полет вниз с девятого этажа… долго, вечно… выхода нет… НЕТ! НЕ-Е-ЕТ!!! ОТПУСТИТЕ! ОСТАВЬТЕ В ПОКОЕ! МАМА-А-А-А-А!!!
В последнем мучительном вопле он взмыл вверх, вырвался из кошмара, захлебнулся тяжелым кашлем, который, казалось, разорвет тело на части. Но теперь это не имело значения, он победил… он смог…
Теперь Денис услышал свой вопль наяву, почувствовал, что ударил кого-то, махая руками, как в кошмаре… чьи-то руки хватали его за запястья, прижимали их к полу, но это были живые человеческие руки… слава Богу… кошмар кончился… настало время пустоты.
Что это было — временная отключка, провал в памяти, сон без сновидений? Просто пустота, мирная и чистая, длиной всего в миг. Чтобы совсем вернуться, нужно было время…
Денис очнулся в тепле двух шерстяных одеял. Раны были крепко перевязаны настоящими бинтами, похоже, пропитанными лечебной мазью, от которой шел еле уловимый мятный запах, как от мелиссы, с которой дачники пьют чай. Пахло еще сыростью и кровью на фоне целого букета аптечных ароматов. Боль существовала где-то на втором плане, глухая, притупленная, равнодушная. Наркотики? Может быть. Но такой мир в душе… как в детстве… до войны…
Кто-то положил руку Денису на лоб и нежно провел рукой по волосам. А он открыл глаза и улыбнулся светловолосой девочке-ангелу с усталыми малахитовыми глазами и тонким аристократическим лицом, перемазанным камуфляжной краской.
— Добро пожаловать назад! — тихонько сказала она и, улыбаясь, добавила: — я так рада, что ты живой…
— И я… — прошептал Денис, — у тебя губы разбиты… это я, да?
— Нет… правда не ты. Все в порядке. Только не шевелись, не тревожь раны.
— Хорошо. Дай водички, ангел…
Денис пил воду долго и жадно, глядя на единственное в мире лицо, лицо девочки лет пятнадцати по старому счету. Он совсем ни о чем не думал, в голове все плыло…
— …нет Ив, не трогай его пока… он под наркотиками… вряд ли скажет чего-нибудь… пусть выспится…
— Жить будет?
— Будет. Он крепкий парень… спи, солдат, теперь тебя лечит сон… самый лучший врач.
Он давно не видел снов, уже забыл, что это такое. Значит, пора вспомнить.
Россыпь радужных брызг… цветные осколки летят назад и складываются в целый мир, с синим небом, белыми облаками, зеленой травой; свет режет отвыкшие от него глаза…
— Мама, мама, не уходи…
— Я ненадолго, сынок. Скоро вернусь…
Он знал, что сейчас, буквально через несколько минут, здесь загремят взрывы, разметая на клочки весь привычный мир. Он хотел сказать, предупредить, но для этого в его детском языке просто не хватало слов…
— Мама, мне страшно! Останься, пожалуйста, — маленький Денис заплакал и прижался к матери. Детские слезы впитывались в старый бархат ее платья… бархат, желтый и мягкий, запомнился навсегда…
— Ну не плачь. Ты же мужчина, а мужчины не плачут. Я скоро вернусь.
— Мама, мама? — сказал он, чувствуя, как его голос «взрослеет» за какой-то миг.
Весь мир поплыл куда-то, будто ветер рушил картину из цветного песка, смешивая все тона в один — серый, и, сдувая его, оголял черную поверхность, похожую на стекло иллюминатора, отделяющего людей от космоса, только пустого, без звезд… и в пустоте — вой, протяжный, невыносимо громкий, на одной ноте, неведомой человеческому слуху…
Коридоры… бег… лестницы… вверх-вниз… вниз-вверх… крылья за спиной… летать страшно… кусочки и обрывки миллионов снов, которые не запомнились. Путаница мыслей…
Икона в Храме… Мария с младенцем… светловолосая зеленоглазая девочка с ребенком на руках… краски из драгоценных камней… янтарные волосы, рубиновые губы, бриллиантовая одежда… у девочки глаза из чистого малахита, у ребенка — из бирюзы…
Больно… грустно… хочется выть от одиночества и несправедливости… как в том сне, когда не хватало слов… ЗА ЧТО?! НЕ ХОЧУ! КТО-НИБУДЬ! ПОМОГИТЕ!
— Ты кричал во сне, — услышал Денис.
— Это был плохой сон, — сказал он. — Вернее, не то чтобы плохой… грустный.
— Тебе очень больно? Я могу сделать обезболивающее…
— Нет, спасибо, я потерплю. Мне уже лучше.
— Значит, настало время поговорить, — сурово сказал низкий и грубый голос. Его обладателем был крепкий широкоплечий парень с лицом, словно выточенным из камня, которое пересекал давний шрам. Возраст его, по всей видимости, был близок к возрасту довоенного призывника. Парень поднялся с ящика, на котором сидел, и подошел к раненому, взирая на него с высоты своего роста. — Кто ты?
— Я Денис, «Чайка».
— Похож, — усмехнулся парень. — Оружие — фиговая двустволка, а комбинезон, наверно, с «Грифа» снял.
Действительно, «Гриф» на одежде Дениса был подкрашен белой краской на манер чайки.
— Ну уж чем богаты… — вздохнул Денис, сделав неопределенный жест здоровой рукой. Больная рука была примотана бинтами к телу и даже не шевелилась.
— Летят чайки над волнами… — произнес Ив, совершенно не соблюдая ритма.
— И прекрасен их полет, — без запинки ответил Денис.
— Рядом с Низкими Холмами…
— Сейчас находится их слет.
— Ну, пароль ты, вроде, знаешь. Мы из «Невидимок». «Чайки» нам дружественны. Ха, хотя вы дружественны кому попало… Я Ив, солдат атаки, — представился парень.
— Я Рон, снайпер, — отозвалась девчонка.
— Мы напарники, но командир здесь я, — сообщил Ив. — Вопросы есть?
— Нет.
— Отлично. Теперь — к делу. За нами по пятам идет шайка «Грифов». Долго мы здесь задерживаться не можем. Надо уходить. Послезавтра — крайний срок. Идти можешь?
— Не знаю…
— Ладно, отлежись еще. У тебя в запасе максимум два дня.
— Если такое дело, можете меня оставить, — предложил Денис. — Я прикинусь «Грифом», наведу их на ложный след…
— Мы раненых «Падальщикам» не оставляем, — сказала Рон гордо, выделив слово «мы». Денис замолчал. Очевидно, его слова прозвучали как оскорбление. Ну да, эти «Невидимки» со своим Кодексом…
— Мы можем доставить тебя в госпиталь или на слет «Чаек», как получится, — сказал Ив и прибавил: — когда-то двое ваших спасли мою шкуру, я ничего не забываю… А сейчас поешь, — Ив протянул Денису открытую банку консервов и свою флягу с водой. Затем двое снова вернулись к куче ящиков у стены, сели на них и стали похожи на нахохлившихся птиц. Они молчали. Да и о чем им говорить?
