Выйдя во двор, Хряк по-хозяйски закрыл ворота сарая, где стоял его кормилец — трактор Беларусь, доставшийся ему при развале колхоза. Из-за своей ветхости этот железный конь никому не приглянулся и так и остался у работавшего на нём Митьки, который как-то умудрялся поддерживать его на ходу. В период посадки и уборки картофеля важнее тракториста человека нет, поэтому у Хряка не было необходимости самому выращивать что — то и освобождалось время для так любимых им походов по болоту.
Проблемы дона Карлоса отложились до следующей серии, и женщины тоже были уже в доме. По тому, с каким бурным удивлением народ приветствовал Митьку, я понял, что со здоровьем у него не всё в порядке. Но как бы то ни было, все были в сборе, и можно было начинать.
Описывать дальнейшее бессмысленно — дальше было хорошо! На подобных мероприятиях события происходят разные, но не они определяют вывод — «хорошо посидели» — а какой-то неуловимый дух единения, который захватывает даже непьющих участников, тем более среди нас таких не было.
Было много воспоминаний со спорами по поводу деталей о событиях, давно канувших в лету, были песни под гармошку, с которой ловко управлялся Воробей, и, конечно, частушки, разжигающие веселье, как подброшенная в костёр хворостина.
Всего лишь вчера утром я встал с удивительным, подзабытым за последнее время чувством праздника. Хорошая водка не давала похмелья, а солнце и прекрасное настроение звали к приключениям, которые вполне возможны в этом сказочном краю, отгородившемся болотами от прозы остального мира. Почему говорят, что только в дальнем зарубежье люди на улице улыбаются друг другу. Я шел по деревенской улице и все улыбались мне, причём улыбки эти были искренними.
Весь день я гулял по деревне и входил в ритм её жизни. Говорил о делах и «ниочём», о погоде, о видах на рыбалку и грибы-ягоды, а все попытки поговорить о политике аккуратно пресекал. Зашел проведать Митьку, но он опять спал, и, как видно, пошёл на поправку — сон его был глубок и спокоен.
На выходе из Митькиного дома, на крыльце, меня перехватил хряков сосед Лукич. Он и его жена Шура входили вместе с Катей и Митькой в тройку коренных жителей деревни. В их семье работала жена, а муж за все свои пятьдесят с хвостиком ничего тяжелее рюмки не поднимал. Шура, засидевшаяся в девках, была настолько рада, выйдя замуж, что прощала ему всё: и лень, и беспробудное пьянство. Женщина она была крепкая и одна тянула всю семью на своём горбу. А Лукич болтался, где попало, в поисках спиртного. Раньше он подолгу пропадал в городе, но, схлопотав как то в драке тяжёлое сотрясение мозга, получил инвалидность и больше из деревни не отлучался.
Отклонив его предложение опохмелиться, я отправился домой, чтобы проверить заветное местечко. Обойдя дом, я вышел на тропинку, проложенную мимо начинающих зеленеть грядок. Сразу за огородом начинался глиняный откос, по которому мной была проложена лестница: две доски с набитыми поперёк планками. Эти сходни приводили к рыболовному месту, которое представляло собой деревянную платформу, лежащую на камнях, скреплённых водоупорным бетоном.
Всю работу я проделал сам, поэтому оно было предметом моей гордости. Неказистость сооружения была незаметна на фоне окружающей его красоты. С левой стороны вперёд выдавался небольшой мыс, поросший соснами, а так как справа метров через сорок озеро кончалось, и начинался топкий берег болота, поросший камышом и группками деревьев, то место было настолько уединённым, что у меня иногда во время рыбалки появлялись сомнения в существовании остального человечества.
Моё творение легко пережило зиму, т. к. сделано было, как и все работы непрофессионалов, с пятнадцатикратным запасом прочности, и от меня требовалось лишь освободить его от песка и ила, нанесённых за зиму.
Когда всё было очищено, я принёс из сарая ещё один предмет своей гордости — стул, сделанный из брусьев и досок, который, если отбросить отсутствие художественной привлекательности, напоминал трон феодала средней руки.
Вечером я сел в это кресло и закинул удочки.
А вот сегодняшнее утро не принесло мне радости; и дело было не в мелком дождике, зарядившем ещё с утра. Хотя вчерашнее происшествие казалось чем-то далёким и сомнительным — меня снедало беспокойство. После завтрака-обеда я, не доев карася, отправился в кровать, прихватив «Справочник фельдшера».
Великая книга этот справочник! Через десять минут, прочитав главу о психических расстройствах, я легко поставил себе диагноз — параноидальная шизофрения.
Окрылённый я вернулся на кухню и, стребовав назад карася, достал, несмотря на неодобрительные Катины взгляды, из холодильника всё необходимое, чтобы отметить столь радостное событие.
Но тут в дверь постучали. С Тётькатей из сеней вошёл смущённо улыбающийся Хряк. Его улыбке ещё можно было бы найти объяснение, но он отказался присесть за стол, и я понял, что мои надежды на шизофрению рухнули — ночной кошмар продолжался.
Доковыряв карася, опять потерявшего свой вкус, я позвал НеМитьку к себе в комнату. Откуда-то у меня было твёрдое убеждение, что это не мой дружок Сол так элегантно опускается в кресло, очень модное во времена Хрущова.
— Трит, — тут же представился НеМитька.
— Александр Можаев, — сказал я без особого энтузиазма.
— Ты, Саша, теперь наш партнёр (в голове у меня сразу всплыла старая реклама МММ, и почему то стало за себя немножечко стыдно), поэтому мы хотим, если ты согласен, разумеется, провести обновление и небольшую реконструкцию твоего организма, — Трит снова улыбнулась, нагоняя на меня жуть.
Благодаря добавленной памяти я знал, что Трит — женщина, основная профессия которой — медицина. И это сочетание женской элегантности с кривыми прокуренными Митькиными зубами вызывало воспоминания из фильмов ужасов.
— Что-то не так? — спросила Трит, с присущей женщинам внимательностью заметив мою неадекватную реакцию.
Пришлось объяснить ей всё несоответствие формы и содержания.
— Небольшие изменения тела Дмитрия тоже есть в наших планах. Только сначала мне хотелось бы обговорить всё с тобой, — Трит хотела опять улыбнуться, но сдержалась, вспомнив мою реакцию: женщина — везде женщина.
— Тебе предстоит много работы, поэтому мы хотим укрепить твой организм, а также подготовить его для принятия оболочки.
Я, конечно, не знал всех тонкостей предстоящей процедуры, но хотелось бы мне посмотреть на человека, который откажется от такого предложения, а детали можно выяснить и позже.
— Идёт! — не задумываясь, сказал я. Во всей этой чертовщине начали появляться положительные моменты, и это прибавило мне бодрости.
