В настойчивом, будто бы праздном любопытстве Ниготкова сквозило беспокойство, вызванное утренним инцидентом. Из-за меня могла открыться какая-то тайна, в которой, как в скорлупе, Ниготков прятал свою вину... Какую? Этого я не знал.
Я мог ему сказать правду: какого он цвета. Мог расписать во всех тонах и полутонах - ведь я знал, что такое цвет. Я никогда не лгал. Не собирался лгать и Ниготкову. Но с какой стати я должен был отвечать на его вопросы?
Я не сказал ему правды, но, по сути дела, и не солгал: с точки зрения тактики своего поведения я просто дезинформировал его, а с точки зрения стратегии жизни просто не ответил на его вопрос. Исповедоваться не обязан. А если Ниготкову невтерпеж знать, какого он цвета,- пусть посмотрит на свои руки. Не видит- пусть вспомнит. Я вас, Демид Велимирович, не красил... Утром я проявил такую непосредственность и прямодушие! - и наломал дров. И до тех пор, пока мне в этом странном цветоведении хоть что-либо не станет ясно, нельзя бездумно разбрасываться оценками, спешить.
- А утром?..- словно догадавшись о моих мыслях, прервал Ниготков наше молчание.-Утром, говоришь, я как клякса чернильная был?
- Утром цвета еще путались у меня перед глазами, а с обеда все стало белым и черным.
- Как снег и уголь?
- Да, примерно.
- Кто тебя знает...-вздохнул он.-Может, ты завтра, шалый, еще не то отчубучишь,-и кисло улыбнулся.-Лечиться тебе, Костя, надо. Не затягивай только болезнь. Если нужны связи с медициной, скажи, я помогу. Когда-то тоже врачевал. Правда, по ветеринарно-санитарной части. А обо мне, Костя, ты плохо не должен думать. Зря ты! Знаешь, по натуре я все-таки тоже человек добродетельных кровей. Так насчет медицины помочь? Только одно твое слово и...
- Нет, спасибо, Демид Велимирович. Мне должны дать направление или в какой-нибудь научно-исследовательский офтальмологический институт или в Научно-исследовательский институт глазных болезней имени Гельмгольца.
- А, ну смотри. Вон вы куда замахнулись! Прощай, Костя. Не унывай только. Если что - в любой час помогу. Духом не падай!
Я нехотя пожал его посветлевшую розовато-фиолетовую руку.
Выделяясь яркой сиреневой кляксой среди прохожих, он быстро уходил вверх по улице.
СТРАННАЯ ПАЛИТРА
Мало-помалу я привык к новым цветам окружающего мира, привык довольно легко, потому что цвет, несмотря на всю его важность, все-таки главным в жизни человека не является.
Как ни медленно происходили в моем зрении изменения, улучшение все-таки наступило: на фоне нейтрального цвета тау я уже способен был различать характерные, отличительные цвета живых существ-людей, растений, животных, птиц и насекомых.
Например, едва уловимый цвет почти всех людей, вместе с их одеждами, находился в зеленоратой гамме. Тут господствовали бесчисленые оттенки травяно-зеленого цвета, смарагдового, зеленого, как плющ, чисто-изумрудного, хризолитового. Лишь изредка встречались мне люди золотисто-апельсиновых нюансов, голубых, вермильон, канареечно-желтых, терракотовых, огненноцветных, сепия, палевых, розовых, инкарнатных, бледно-песочных, ультрамариновых и иных. Люди таких единичных цветов были, как я установил в дальнейшем, или людьми редкой индивидуальности, или необычной судьбы, и видел я их очень редко. Разумеется, все эти оттенки были едва различимы, лишь чуть намечены на фоне цвета тау. Люди же яркого, почти ослепительного цвета встречались мне исключительно редко. Собственно, Ниготков пока что был единственным, если, конечно, не считать той золотисто-лимонной девушки, о которой я часто вспоминал.
Деревья днем, как правило, оставались тау-серыми. Ночью же стволы деревьев светились разбавленным ультрамариновым и прозрачно-голубым светом. Невозможно было отделаться от впечатления, что стволы - из самосветящегося льда. Листья, кроны деревьев были мягкого голубовато-зеленого, пожалуй, даже, хризолитового цвета, кроны иных деревьев, наоборот, тяготели к бирюзовому. Светлым, слабо-хризолитовым казался ночью и далекий лес. Трава темной ночью виделась мне сизовато-желтой, словно она была освещена высокой, невидимой луной. Когда же был ветер, трава-как и кроны деревьев начинала светиться сильней, в ней появлялся какой-то странный, нетравяной оранжево-зеленый оттенок, и тогда, после порыва ветра, хотелось посмотреть в небо и увидеть вышедшую из-за тучи луну, которой и в помине не было. Удивительно одинаковый цвет объединял детей. В основном это были спокойные бирюзовые, золотисто-лимонные и желтовато-зеленые тона. Животные отличались тьмой палевых, желтовато-белых и кремовых оттенков. Однако достаточно было мне, например, кошку рассердить, как она сию же минуту становилась ослепительно киноварно-красной, словно была из раскаленного металла...
Что еще интересно, теперь, кроме общего нейтрального цвета тау, я видел несколько таких необычных цветов, которые отсутствуют в любом спектре. Эти цвета очень трудно описать и, конечно, они не имеют названий. Следовательно, в моем цветоведении спектр сместился по отношению к обычному зрительному восприятию. На первых порах я лишь смутно догадывался, что все это богатейшее цветовое разнообразие подчиняется какой-то закономерности, и поэтому с энтузиазмом занялся изучением вопроса о значении цвета в жизни человека.
Я кое-что узнал о способности того или иного цвета оказывать определенное физиологическое воздействие на живой организм, вызывать определенное психическое состояние. Например, синий цвет уменьшает мускульное напряжение и кровяное давление, снижает ритм дыхания, успокаивает пульс; красный-увеличивает мускульное напряжение, возбуждает и стимулирует мозг; голубой-успокаивает, устраняет бессонницу, рассеивает навязчивые идеи; зеленый-это освежающий цвет; коричневый - вызывает депрессию, усыпляет; в фиолетовом есть что-то меланхолическое, вызывает печаль и увеличивает органическую выносливость; розовый-расслабляет; белый-навевает ощущение ясности и чистоты; оранжевый-тонизирует, возбуждает, радует... И так далее.
Теперь мне стало понятно, что мое цветовидение означает не что иное, как способность видеть в конкретном цвете того или иного человека определенное эмоциональное состояние: радость и любовь или грусть и страдание, воодушевление, вдохновение, упоение, восторг или горечь, ненависть и ярость. А вдруг по цвету можно определить, честен ли и отзывчив человек,эгоист он или альтруист, насколько сильны у него естественные угрызения совести и не подавляются ли они лживыми оправданиями, не попирается ли минутной выгодой долг человеческого сердца? Вот в какие дебри уводило меня новое мое цветовидение!..
В следующую пятницу я должен был идти на врачебно-трудовую экспертизу. Но еще на прошлой неделе меня попросили показаться в поликлинике: с моим заболеванием хотели познакомиться некоторые специалисты.
