Но внезапно в моем мозгу сильнее грома и ударов волн зазвучал сигнал бедствия - три точки, три тире, три точки, - три буквы, от которых стынет кровь: SOS, SOS...
Мгновенно повернулись мои уши-локаторы, наклонились мои антенны, запеленговали сигнал. Локаторы пытались нащупать, мои подводные и надводные глаза пытались увидеть, что там происходит, кто взывает о помощи. Мои руки - быстроходные катера - уже напряглись, готовые протянуться на помощь туда, куда я им прикажу.
Наконец я увидел, или, вернее сказать, - ощутил небольшую учебную шхуну, ставшую игрушкой волн. Я увидел ее рангоут и совершенные обводы корпуса, такие жалкие и невсамделишные сейчас.
Всамделишными были только волны и я. Им приходилось считаться со мной, а мне - с ними.
Вот огромная волна, хохоча во всю глотку, взвалила шхуну себе на спину, встряхнула ее корму так, что перо руля стало в нейтральное положение, и швырнула вниз, в пучину, с оборванным штуртросом.
Но уже протянулись, расталкивая волны, мои руки-катера, помчались со скоростью десятков узлов, и на каждом - по роботу, готовому точно и беспрекословно выполнить любую мою команду.
Мощь и ярость волн были беспредельны, но на моей стороне, кроме моих мышц - мощных турбин, были точнейшие расчеты, рождаемые более молниеносно, чем молнии бури.
Правая моя рука уже почти дотянулась до шхуны, которую море избрало своей игрушкой. Правда, рука дрожала, не в силах осуществить точных расчетов, и приходилось давать поправки - сотни поправок в минуту. Двигатели не успевали повиноваться. Катер упал в расщелину, открывшуюся между двумя волнами, дифферент на корму составил двадцать семь градусов. Я еле успел выровнять его и отработать назад, чтобы следующую волну встретить во всеоружии.
Еще хуже было с левой рукой - с левым катером. Он отвернул на крутой волне, клюнул носом и не успел выровняться. Вода затопила клапаны, регулирующие подачу смазки на турбину. С надрывом работали циркуляционные насосы. Крен на борт достиг сорока двух градусов.
Сорвались наглухо принайтовленные предметы, и тогда обрадованные волны мощным ударом положили катер на борт под углом в сорок четыре градуса предел устойчивости. Я почувствовал, как напряглись и затрещали мышцы на левой руке, и знал, что так же - только сильнее во много крат - трещит и рвется оснастка, угрожающе скрипит корпус катера, вода захлестывает двигатель.
"Лево на борт!" - мысленно скомандовал я, и катер выровнялся.
Конечно, если бы на катере были люди, они бы не вынесли таких маневров. Расстояние между катером и шхуной неуклонно сокращалось - 10 кабельтовых... 4... 3... Дрожа корпусом, катер остановился в угрожающей близости от шхуны на присмиревшей от такой дерзости волне.
Второй катер подошел одновременно с другой стороны.
Теперь я видел напряженные лица людей на шхуне, с надеждой вглядывающихся в спасательные суда. Особенно поразило меня бледное, с синевой лицо совсем юного курсанта. На этом словно плывущем в тумане лице выделялись лишь молящие глаза и дрожащие губы.
Взмахнула моя правая рука, будто что-то бросила. В тот же миг правый катер выстрелил буксирным концом.
Его поймали и закрепили на шхуне.
Левая рука ждала. Ей было трудно, ее трясло и ломало, но и она сделала такое же движение, как правая.
Второй буксирный конец закрепили на борту.
Теперь я держал шхуну двумя руками, перебирал канаты, отводил, их и выравнивал. Шхуна скользила по волнам, проваливалась, и тогда я выдергивал ее из пучины. У меня было такое впечатление, будто я пытаюсь удержать в воде голыми руками очень сильную скользкую рыбу.
Мозг работал с предельным напряжением, давая команды вычислительной машине. Машина производила миллионы расчетов. У меня кружилась голова, нужно было переключиться на защитный режим, но я боялся, что за то время, пока буду переключаться, на мгновение упущу контроль над рукой-катером. Лицо курсанта все еще плыло передо мной, слегка размытое, подернутое туманом. Я спросил себя: шалят ли это клетки сетчатки глаз", или клетки памяти? Но искать ответ было некогда.
Правую руку сильно дернуло несколько раз, острая боль пронзила ее от кости до предплечья. Я чуть было не выпустил канат. Мои пальцы разжимались сами собой. Появилось ощущение, что нет среднего пальца. Я невольно бросил взгляд на руку, сжатую в кулак. Средний палец был совершенно белый, неживой. Нужно было немедленно разжать кулак, расслабиться. Но тогда...
Яростно завывающий серо-зеленый вал закрутил белые усы пены и ринулся на катер. Он обрушился на него, подмял. Катер клюнул носом, затем выровнялся и сразу же провалился кормой.
Жернова вращались в моей голове, красная пелена заволокла глаза. Но и сквозь нее я видел то же самое юное лицо, которому угрожал вал с белыми усами, готовый смыть и его, и меня, и еще миллионы крохотных живых островов. Этот вал казался мне посланцем и орудием природы, беспощадной к своим творениям, если они слабы. А чтобы стать сильными, чтобы выстоять против зазубренных гребней, есть только один путь - сплотиться, стать полосой суши, упереться всей массой и не дать себя сдвинуть. И тогда море, не сумевшее уничтожить нас поодиночке, угомонится, станет послушным и ласковым, начнет наносить песок и камни, расширяя и укрепляя полоску суши, которая оказалась сильнее его...
Мне удалось и на этот раз выровнять катер. И море, словно в отместку, швырнуло его на риф. Винт катера продолжал вращаться, накручивая на себя оборванный трос.
Удар. Треск раздираемого металла. Нестерпимая боль в руке.
Только бы не разжать пальцы!
По моему приказу робот Тим прыгнул за борт, чтобы очистить винт. Безумная затея. Я это знал, но больше ничего придумать не мог. На одном канате шхуну не привести в бухту. Надо использовать любой шанс, каким бы ничтожным он ни был.
Вздыбился новый вал, глухо заревел и пошел в атаку. Прощай, верный Тим! Мне было его жаль, как лучшего безропотного слугу, почти друга. Но я не мог забыть молящее лицо, вылепленное из такого же материала, как я.
Обломки катера швырнуло на рифы. Волны - бешеные языки, рифы - зубы...
Рука онемела. Пальцы разжались сами собой...
Осталась одна рука, один катер, один канат. И - мозг, молниеносно перебирающий варианты, подсчитывающий и рассчитывающий, направляющий машину, дающий ей волевое начало...
Я помню все так четко и ясно, как будто это происходит сейчас. Помню, как кружилась голова и ломило виски, помню беспощадную боль в затылке, скрежет жерновов, когда казалось, что еще секунда - и мозг не выдержит напряжения, я сойду с ума.
Когда катер со шхуной миновал входные буи и вошел в бухту, у меня уже не было сил радоваться.
