Подняв свое разбитое тело, я выглянул в коридор. Нетрудно понять, что кроме Марины так визжать было некому. Из комнаты, где она жила с Игорем, теперь доносились какие-то завывания. Я с трудом добрел туда, и взору моему представилось ужасное зрелище.
Посреди комнаты висело обнаженное тело Игоря. Повешен он был на ремне от брюк. На кровати, завернувшись в простыню, выла Маринка. Когда я вошел, она опять взвизгнула.
- Не ори, это я.
- Сашенька, миленький, - заныла она. - Что же это такое?!
- Это я у тебя хотел спросить.
- Убери его, пожалуйста, я не могу больше!
Преодолевая отвращение, я стал вынимать Игоря из петли. Не удержал и уронил с глухим стуком на пол. Маринка снова взвыла.
- Заткнись и оденься, - прикрикнул я на нее.
- Сейчас, сейчас... - она суетливо стала собирать вокруг свои шмотки и натягивать на себя. Мне она была противна.
Я укрыл тело Игоря простыней и задумался.
Неужели он мертв? Мне казалось это невозможным. Я почему-то привык к мысли, что он будет преследовать меня всю жизнь, словно Мефистофель Фауста, словно Ворон Эдгара По. Долгими ночами я думал о том, что скажу ему, какие гневные и правильные слова, которыми он будет наконец посрамлен, а правда восторжествует! Но приходил день, и слова ускользали, теряли смысл, однако я верил: моя победа впереди. И вот он мертв - с кем теперь спорить?!
- Как это произошло? - спросил я.
- Не знаю, - прохныкала Марина. - Я проснулась и увидела...
- То есть ты хочешь сказать, что он встал посреди ночи и ни с того ни с сего повесился, а ты даже ничего не заметила?
- Ну да! Я хорошо спала...
- Он тебя оттрахал напоследок?
На щеках Марины выступил румянец. Я и не думал, что она еще способна краснеть. Очевидно, ответ был положительным.
- И как по-твоему, почему он повесился?
- Он вчера что-то говорил про лицо... с той стороны.
- Какое лицо?
- Зеленое...
- Ты хочешь сказать, что нечто извне заставило его?
- Я не знаю! - всплеснула руками Марина. - Ничего не знаю!
- Может быть, - сказал я. - А может быть, это ты его убила. Как перед этим убила Ванду.
- Ты что!
- Посуди сама, ситуация классическая: было четыре человека, осталось двое. Из этих двоих один - я, и я знаю, что никого не убивал. Методом исключения получаем, что это сделала ты.
- Сашка, ты сумасшедший! Ты посмотри на себя. У тебя взгляд бывает совершенно дикий! Ты же сам не понимаешь, что говоришь или делаешь. Мне страшно от этого...
- Думаешь, я всех убил и сам не знаю об этом?!
- Так бывает. Я видела в каком-то фильме...
- "Сердце Ангела", что ли? Да, интересная версия, - меньше всего я рассчитывал услышать такое от Марины. Оказывается, и у нее голова работает! Кстати, та же версия применима к ней.
- До сих пор при свете дня никто не умирал, - заметил я. Надеюсь, так будет и впредь. Примем это как рабочую гипотезу.
- Хорошо...
- Тогда давай позавтракаем и пойдем хоронить Игоря.
Так мы и сделали.
12. Марина
В этот раз Саша не отлынивал от работы.
Наоборот, он взялся за дело с необычайной энергией.
В глазах его я снова заметила этот дикий блеск, который так пугал меня. Он не просто хоронил друга (или врага?), это было что-то гораздо более личное. Как будто он хоронил часть себя.
Я вновь заикнулась о молитве. Честно говоря, я сомневалась, что в прошлый раз, с Вандой, мы все сделали правильно. Конечно, Игорь говорил от души, но как-то не слишком серьезно...
На мое предложение Саша неожиданно зло рассмеялся.
- Это бесполезно. Он попадет прямо в Ад!
- Не смей так говорить! Игорь был хороший...
- Кому как.
- За что ты его так не любишь?
- Это долгая история. Ты не поймешь.
- По-твоему, я такая дура? Ты всегда ему завидовал. Он был веселый, а ты - мрачный. Он был красивый, а ты - нет. У него было много друзей, а ты на всех смотрел косо. У него были модные вещи, а ты ходил Бог знает в чем. У него была я, а у тебя никого не было. Ванда, бедная, все ждала, когда ты ей скажешь хоть одно доброе слово. Она ведь любила тебя, дурак!
- Откуда ты знаешь?!
- Да от нее же!
- Я не знаю... - пробормотал Саша, выпуская из рук лопату и садясь на свежую землю. - Можно ли тебе верить? Можно ли вообще еще верить хоть во что-нибудь? А Бог, есть ли он там, наверху? И если даже он был там раньше, то не исчез ли вместе со всем нашим прежним миром? Может быть, здесь теперь правят иные боги?
Ладно, я кое-что помню, как это ни странно. Слушай!
"Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, каков век мой.
Вот, Ты дал мне дни, как пяди, и век мой, как ничто пред Тобою. Подлинно, совершенная суета всякий человек живущий.
Подлинно, человек ходит подобно призраку: напрасно он суетится, собирает и не знает, кому достанется то.
И ныне чего ожидать мне, Господи? Надежда моя на Тебя.
От всех беззаконий избавь меня, не предавай на поругание безумному."
- Это не совсем то, - неуверенно сказала я.
- Выбирать не приходится, - усмехнулся Саша. - Вот подумай: совсем недавно он строил планы мирового господства, а теперь его будут есть черви. Или подумай о человечках Синтеоса: для них мы бессмертны. Только по плечу ли нам бессмертие?
- Ну, там видно будет...
- Верно! Верно, черт побери. Поживем - увидим. Помоги-ка...
Мы опустили тело Игоря в могилу и закопали.
- Как ты думаешь, он не встанет? - вдруг спросил Саша.
- Как это - встанет? - у меня мурашки побежали по коже.
- Не знаю. Как вампир.
- Сам ты вампир! Говоришь с тобой, а все без толку...
- Ладно, ладно. Пошли домой.
13. Александр
В последнюю ночь меня терзали кошмары.
Мне снилось, что я прихожу в Институт и попадаю на экзамен.
Ужас в том, что к экзамену я совершенно не готов. На самом деле такого не бывало никогда, но в этом кошмаре по какому-то невероятному, противоестественному стечению обстоятельств я зря потратил время, отпущенное на зубрежку, и совсем не помню - как.
Я не помню даже, какой предмет надо сдавать.
Но поворачивать назад поздно: я вхожу в аудиторию.
За длинным столом у доски сидит экзаменатор. Это наш Иван Аркадьевич. Он дружески улыбается мне и жестом приглашает брать билет. Как не хотелось бы разочаровать его!
Мне выпадает билет номер один с одним-единственным вопросом - "Ванда". Я поднимаю глаза и вижу мертвое тело Ванды, лежащее на столе. Она совершенно голая, я могу видеть ее упругую грудь и животик, и это возбуждает во мне сильное желание.
Теперь я понимаю, что от меня требуется.
Я раздеваюсь донага, залезаю на стол, раздвигаю ее холодные изящные ножки и приступаю к делу. Сквозь шум крови в ушах мне слышится стук мела по доске.
Когда я кончаю, из зала раздаются аплодисменты.