Если они только уже знакомы были со стазис-полем. Мы ждали несколько часов. И даже начали уже скучать, насколько вообще это возможно в ожидании смерти. Поговорить нельзя, смотреть не на что, кроме серой стены купола, серого снега, серого корпуса шлюпки и однообразно серых солдат.
Некоторые, еще заинтересованные боем, следили за нижним краем поля, ожидая появления противника. Поэтому мы несколько секунд не могли сообразить, что происходит, когда началась атака. Облако дротиков пронзило стенку купола, направляясь точно к его центру.
Щиты были достаточно большие и прикрывали человека почти полностью, стоило лишь присесть. Те, кто в этот момент повернулся спиной к месту атаки или Дремал, могли надеяться только на удачу – предупредить их не было возможности.
Нам повезло, мы потеряли всего пятерых. В том числе одного лучника, Шубика. Я поднял его лук, мы ожидали немедленной атаки самих тельциан.
Они не спешили. Полчаса спустя я прошел вдоль цепочки солдат и жестами объяснил, что в случае нападения каждый должен подтолкнуть стоящего справа.
Именно это спасло мне жизнь. Вторая туча дротиков появилась с другой стороны несколько часов спустя. Я почувствовал толчок, толкнул соседа справа, обернулся и увидел, как летят дротики. Я едва успел прикрыться щитом. Положив на снег лук, я начал вытаскивать застрявшие в нем дротики, когда началась настоящая атака.
Невероятное, жуткое это было зрелище. Около трехсот тельциан одновременно вошли в купол, плечом к плечу, взяв нас в кольцо. Они шагали вперед, у каждого имелся круглый щит, едва прикрывавший его массивную грудь. Они метали дротики. Я поставил щит вертикально перед собой, у нижнего края имелось специальное ребро, и, выпустив первую стрелу, понял, что у нас есть шанс. Стрела ударила тельцианина в центр щита, пробила его насквозь и пронзила изоляцию его костюма.
Это было избиение. Дротики никакого вреда нам не причиняли, хотя когда один из них проплыл у меня над головой, появившись из-за спины, по коже пробежали мурашки.
Двадцатью стрелами я убил двадцать тельциан. Когда кончились стрелы, я попытался бросать их же дротики, но тельцианские щиты оказались непроницаемыми для их наконечников.
Половину тельциан мы уничтожили стрелами и копьями прежде, чем они подобрались к нам на расстояние рукопашного боя. Я вытащил шпагу и приготовился. Их все еще было в три раза больше, чем нас.
Когда до тельциан осталось метров десять, в бой вступили метатели ножей-чакр. Хотя летящий диск ножа легко было заметить и ему требовалось полсекунды, чтобы покрыть расстояние до шеренг противника, большинство тельциан попыталось закрыться щитами. Тяжелые, острые, как бритва, ножи пробивали щиты словно картонки.
В рукопашную первыми вступили наличники. Палица достигала двух метров в длину, на конце ее имелось обоюдоострое лезвие. Но с ними тельциане расправились хладнокровно – они просто хватали это лезвие и умирали. Пока человек пытался вырвать палицу из мертвой хватки трупа, второй тельцианин, вооруженный метровой длины ятаганом, делал шаг вперед и убивал его.
Кроме ятаганов, у них имелось что-то вроде резинового лассо – эластичный шнур с куском колючей проволоки на конце и грузиком для метания. Это было опасное оружие, потому что, если бросающий промахивался, эластичный шнур тянул грузик и проволоку обратно и приканчивал его. Но тельциане бросали эти штуки весьма метко, целясь по не защищенным щитами ступням и лодыжкам. Став спина к спине с рядовым Эриксоном, мы ухитрились остаться в живых еще на несколько минут. Когда от тельциан осталось дюжины две, они просто повернулись кругом и замаршировали обратно. Мы побросали им вслед дротики, убили еще троих, но преследовать не решились.
Нас оставалось двадцать восемь. Убитых тельциан было раз в десять больше, но радоваться было нечему. Они могут повторить все сначала, со свеженькими тремя сотнями.
Мы собрали разбросанные тут и там стрелы и копья и снова заняли круговую оборону вокруг шлюпки. Я занялся счетом: Чарли и Диана еще были живы (Холлибоу пала жертвой своей палицы), кроме того, еще два офицера из вспомогательного персонала, Вилбер и Шидховска. Рудковский умудрился уцелеть, а Орбан попал под дротик.
Через сутки начало казаться, что враг решил взять нас измором, а не повторять атаки. Хотя продолжали время от времени появляться дротики, но уже не роем, а по два или по три. С разных точек и под разными углами. Постоянно быть настороже мы не могли, каждые три-четыре часа кто-то погибал.
Мы установили вахты и спали по два человека на кожухе генератора поля. Упрятанный непосредственно под днищем шлюпки, он был самым безопасным местом в куполе.
Время от времени на границе поля появлялся одиночный тельцианин, чтобы проверить, наверное, сколько нас еще осталось. Мы скуки ради стреляли по нему из лука.
Через два дня они перестали бросать дротики. Я решил, что у них кончился запас или что они считают два десятка выживших достаточно минимальным числом.
Делались и другие, более реальные предложения. Я взял одну палицу и подошел к границе поля, высунул наконечник наружу. Когда я втащил его обратно, он был оплавлен. Я показал его Чарли, и он покачался вперед-назад (так в боекостюме можно было изображать кивок головы) – это был уже не первый случай в истории войны. Тельциане охватывали купол сплошной стеной лазерного огня и ждали, пока один из нас не свихнется от страха и не выключит генератор. Сидят себе, наверное, в катерах и играют в тельцианские свои карты.
Я пытался думать. Трудно было сосредоточиться на одной мысли в таком угнетающем окружении, каждую секунду ожидая дротика в спину. Что-то такое ведь придумал Чарли. Что-то он говорил только вчера. Я никак не мог поймать мысль. Помнил только, что идея его не подошла нам. И тут я вспомнил.
Я собрал всех вместе и написал на снегу: «Снять нова-бомбу с корабля, оттащить к границе поля, переместить купол».
Шидховска знала, где на шлюпке лежат нужные нам инструменты. К счастью, перед включением поля мы оставили открытыми все люки – они управлялись компьютером, и теперь мы бы не проникли в шлюпку. Шидховска знала, как снять защитный кожух с бомбового гнезда в кокпите, и я последовал за ней по метровой ширины трубе.
Обычно здесь, думаю, было всегда темно, как под землей. Но теперь стазис-поле наполняло камеру все тем же мутным серым свечением. Там вдвоем повернуться было трудно, и я остался в проходе.
Шидховска открыла люк бомбовой камеры – это был простой ручной штурвал, – но вытащить саму бомбу оказалось тяжеловато. Наконец, она вернулась в двигательный отсек и отыскала там лом. Я поддел бомбу, она выкатила ее из держателей. Таким же манером мы освободили и вторую бомбу.
