– Тогда, может, потом выпьем? – предложил Гусев. – А? Вы уж простите, мне время дорого.
– А чего ты, собственно, от Димки хочешь? – спросил Крумов. – Может, я сам расскажу. Если честно, не стоит тебе к нему соваться. Я, конечно, понимаю, ты его спас и все такое...
– А он это понимает? – вставил Гусев.
Крумов почесал синюю щетину на подбородке. Бриться ему приходилось два раза в день. Гусев как-то спросил профессора (тогда еще просто доктора), что бы ему не отпустить бороду. А Крумов с тоскливой гордостью сообщил, что лезгины бороду не носят. Почему именно, он и сам, кажется, не знал.
– Ну... Скорее да, чем нет. Признаться – не признается, но суицид у него был ложный, это точно. И, в общем, ты его вытащил из весьма затруднительного положения.
– Вы даже не знаете, Мирза Мирзоевич, насколько оно было затруднительное.
– М-м? – Крумов поднял брови. – Даже так?
– Как именно – так? – прищурился Гусев.
– Ну...
– Был приказ на выбраковку.
– Тебе?! – поразился Крумов.
– Скорее всего, я оказался там случайно. И поверьте, я Димку выручил отнюдь не из-за общих детских воспоминаний. Мне просто стало интересно – к чему бы это?
– Ах ты, бычий х...й! – высказался Крумов. Скорее восхищенно, чем как-нибудь еще.
– Что вы узнали насчет его мотивов?
– То, что он врет, – твердо заявил Крумов. – Та-ак...
– Личной охраны нет у него?
– Ха!
– Он вообще в состоянии разговаривать?
– В принципе.
– Понятно. Ну что, проводите меня?
– М-м...
– Мирза Мирзоевич, я сюда пришел как частное лицо, а не как выбраковщик. И поэтому я вам могу сказать, что мне от Дмитрия нужно. Есть вероятность, что он узнал нечто очень важное. Страшно важное, понимаете? С перепугу обдолбался, сдурел окончательно и полез совершать подвиг – демонстративно кончать с собой.
– Я так и думал. А он мне все, х...й бычий, про утрату жизненных ориентиров плел... Слушай, Пашка, не ходи к нему.
– Давайте вместе.
– Х...й тебе. За государственную тайну знаешь что бывает?
– Да вы и так в подписках с ног до головы. Ладно, пойду один. Вы поймите – если мои предположения верны, я обязан выяснить, что именно ему известно. И как выбраковщик, и как просто человек. Возможно, это вплотную касается моей судьбы. А может, и вашей тоже. Со всей страной заодно. Поверьте, я без острой необходимости к вам не пришел бы. У меня есть кое-какие подозрения, и Белов может их либо подтвердить, либо опровергнуть. Конечно, во втором случае я ему не особенно поверю, он же профессиональный лжец, но все-таки...
– У тебя именно подозрения или?..
– Допустим, мне кое-кто кое на что тонко намекнул.
Профессор снова поскреб щетину.
– Ладно, – сдался он. – Разбирайся. Человек и выбраковщик... Но смотри у меня, х...й бычий! Думай, как с ним говорить. Не дай бог он потом суициднет!
Роскошная двухкомнатная палата Белова действительно походила на гостиничный номер. Сам пациент валялся на кровати и делал вид, что спит. Даже когда Белов лежал, все равно было заметно, какое у него солидное брюшко. В сорокалетних богатых мужчинах такое отношение к себе Гусева просто бесило, но он постарался не выпускать наружу эмоции.
– Привет, – сказал Гусев, стараясь, чтобы это прозвучало по возможности небрежно.
Белов лениво повернул голову и посмотрел на гостя. Без особого восторга посмотрел, но и не злобно.
– Уммм, – кивнул он. – Здравствуй. Давно не виделись.
– Не ждал? – Гусев подвинул кресло и, не дожидаясь приглашения, уселся. Еще одна дурная привычка выбраковщика.
– Ну, ждал. Показания будешь снимать? А где твой шприц?
– Э-э... – Гусев слегка опешил. – Дима, ты помнишь вообще, как меня зовут?
– Допустим.
– Ну и как?
– Павел... Гусев.
– Спасибо, утешил. Только я не дознаватель. Я простой оперативник. И мой шприц – вот. – Гусев продемонстрировал Белову пистолет, при виде которого больной слегка оживился. Во всяком случае, взгляд у него стал поострее.
– Если убедишь меня, что я должен тебе оставить эту штуку, может быть, оставлю, – соврал Гусев, внимательно следя за возможной реакцией.
– У самих револьверы найдутся, – хмыкнул Белов. С таким превосходством в голосе, что Гусева чуть не стошнило.
«Жалко, нельзя Мирзоевичу рассказать, – подумал он. – Узнает, что я суицидальному больному оружие предлагал, зарежет».
– Тем лучше. Слушай, Дима. Понятное дело, люди с годами меняются. Я, конечно, уже не тот мальчишка, которого ты помнишь по нашим дачным забавам. Но все-таки, можем мы поговорить по душам? Учти – это частный визит.
– Частный... Несчастный. – Белов повернулся на бок и подпер обвислую щеку рукой с короткими жирными пальчиками. – Ну давай спрашивай.
– Пожалуй, спрошу. – Гусев на миг задумался. – Нет ли у тебя для меня... Для меня лично. Только для меня одного. Нет ли каких-нибудь интересных новостей?
– Беги, Гусев, – сказал Белов просто.
У Гусева внутри что-то екнуло – не то селезенка, не то еще какой-нибудь жизненно важный орган.
– Далеко? – только и смог пробормотать он.
– Беги, – повторил Белов и снова завалился на спину. Именно завалился, как хронически объевшийся ленивый кот.
– Когда бежать?
– Вчера.
– Я серьезно.
– И я серьезно. Вчера – беги. А сейчас – уходи.
– А ты... Не собираешься? – выдавил Гусев.
– А мне незачем, – сообщил Белов по-прежнему безмятежным тоном. – С работы я и так уже вылетел, на меня всем плевать... На папика моего – тоже. Пинка хорошего дадут, и не более того. В общем, могу смело уходить в запой. Слышал песню такую русскую народную? «И в запой отправился парень молодой...»
– Значит, ты сознательно эту комедию с самоубийством учинил? – поразился Гусев. – Козлище, да тебя же чуть не грохнули!
– Сознательно... Бессознательно... Х...й его знает. Так колбасило – ничего не помню. Что не грохнули – это хорошо. И что уволили – еще лучше. Теперь уж точно не грохнут.
– Да не уволили тебя!
– Не уволят – на Спасскую башню влезу, – лениво сказал Белов. – Или в Царь-пушку насру. Все, Гусев, отстань. Видеть тебя сил нету. Был за мной должок – я его тебе отдал. А теперь уходи, пока я кому-то в морду не наблевал.
– Мне-то за что? – удивился Гусев, вставая на ноги.
– За выбраковку, – сообщил Белов и перевернулся на другой бок. Спина у него тоже оказалась жирная, как у бегемота.
– Если бы я не работал в АСБ... – начал Гусев. Ему не хотелось препираться с человеком, находящимся под медикаментозной накачкой, это было как минимум глупо. Но он неожиданно остро вспомнил сейчас того Димку Белова, с которым играл в войнушку и катался на санках.
