Оба засмеялись.
— Но, судя по твоим примерам, максимум как будто обнаруживает тенденцию к снижению? — спохватилась Анна.
— Я и не рассчитываю на то, что природа или история будут работать за нас. Колебания в сроках долголетия неизбежны, но ждать нам от них нечего. А сейчас, Анка, наступил момент, когда мы сами начинаем делать историю беспредельно растущего человеческого долголетия. Начало положено опытом с собаками, которых ты видела вчера. Из него вытекает, что человеческая жизнь, может быть, уже в ближайшие десятилетия сделает невиданный скачок во времени. Да, мы собираемся лечить от старости путем периодического восстановления равновесия нервной системы, все время нарушаемого извне, — так мы лечили Сильву, «зараженную» старостью, и вернули ей молодость. Совершенно так же и в человеческом организме будет разбита основа старения — та сумма многих процессов в нервах, которые пока не знают препятствий для свободного развития. Что произойдет дальше?..
— Да, да, — поспешно вставила Анна. — Что будет дальше, вот это самое интересное, тут-то и начнутся противоречия!
— Никаких противоречий! Мы отразим первую неизбежную в нашей жизни атаку старости. Значит ли это, что человек таким образом никогда не будет стареть? Нет, конечно, она останется, и причины старения тоже останутся. Но процессы старения, развивающиеся в организме очень медленно, должны будут теперь начаться сызнова. Через несколько десятков лет наступление старости возобновится, и снова мы отразим его тем же путем.
— И так до бесконечности?
— Нет. Не нужно думать, что эти победы над старостью будут даваться нам без потерь. Вернуть организму целиком все, чем он располагал до наступления первых признаков старости, невозможно. После каждой такой победы в организме останутся необратимые следы тех невидимых процессов в нервах, которые подготовляют старение. Эти следы будут накопляться и, в конце концов, после ряда таких «омоложений» наступит снова старость, на этот раз уже не поддающаяся «лечению» этим методом, и смерть. Как видишь, наша первая победа над старостью не сделает человека «вечным». Но зато она позволит нам сильно замедлить старение и надолго отсрочить гибель. Как увеличится при этом продолжительность жизни, пока нельзя сказать: слишком много еще тут неизвестных. Может быть, вдвое, вероятнее — раза в три, в четыре.
— В четыре раза! — воскликнула Анна. — Значит тогда человек будет жить около трехсот лет?!
— Да, в среднем, я думаю, так. Повторяю, мои предположения крайне приблизительны. Во всяком случае, это будет первое в истории человека активное наступление на старость и смерть. Но на этом дело не кончится. Смерть после такого долголетия, опять-таки не будет «естественной», она явится в результате накопления тех незаметных и необратимых изменений, которые будут происходить в организме в промежутках между последовательными «перетряхиваниями» его нервной основы. Но разве можно сомневаться в том, что рано или поздно человек найдет способы более регулярного поддержания нормального нервного баланса в организме? А тогда снова увеличится срок жизни, но и опять она не будет «вечной», потому что окажется, например, что предел жизни ограничивается недостаточной способностью мозговых клеток к восстановлению их энергии. Тогда человек начнет регулировать процессы так называемой регенерации, то есть начнет искусственно стимулировать возрождение этих клеток. И так далее до бесконечности! Продолжительность жизни, Анка, будет расти на протяжении всей будущей истории, и в этом смысле она бесконечна. Как бы практически неизбежной ни была смерть, она в то же время всегда будет оставаться практически же преодолимой. Это диалектика. Жизнь и смерть всегда борются между собой в человеке. На стороне смерти — слепая природа с ее стихийно сложившимися законами; на стороне жизни — человеческий мозг, разум, которые всё более подчиняют себе эти законы. Вот почему с определённого момента общественного развития, а следовательно, и развития мозга смерть неизбежно начнет отступать, а жизнь — побеждать, продвигаться вперёд.
Момент этот уже наступил. Все условия для него созданы нами, нашей революцией, социализмом. Только социализм мог привести к такому развитию материалистической науки, без которого даже самая постановка вопроса о преодолении смерти была бы обречена на поражение. Сначала падение смертности, которое мы наблюдаем уже сейчас, затем — устранение болезней, дальше — первая победа непосредственно над старостью. Таковы этапы. Ну, аудитория, где же противоречия?
— Осталось только одно, но… кажется, я и сама могла бы разрешить его. Как быть с «балансом» жизни? Ведь если продолжительность жизни станет хотя бы «слишком долговечной», как ты говорил, то население земного шара начнет неимоверно увеличиваться, и, очевидно, дело дойдет до того, что человечество, чтобы избежать катастрофы, должно будет… ну…
Ридан с улыбкой выдержал порядочную паузу, следя, как Анна изобретала для человечества выход из трудного положения, потом иронически подсказал:
— Убивать своих наименее ценных стариков, всех некрасивых детей. Заняться отбором…
— Ну, папа, — почти обиделась Анна. Однако она уже видела, что найти выход не так просто, как ей казалось.
— Сделать наше «омоложение» доступным только избранным, например, депутатам народа? — продолжал издеваться Ридан. — Или просто отказаться от долголетия?..
Осторожный стук в дверь прервал разговор. Собеседники удивленно переглянулись. Кто мог в этот поздний час оказаться в доме?
— Натка приехала! — догадалась, наконец, Анна и бросилась к двери.
Действительно, это была она. Посвежевшая, загорелая, девушка, нацеловавшись с Анной, попала в объятия Ридана.
— Чем это вы так увлеклись, — спросила, наконец, она, — что не услышали, как я вошла в переднюю?
— О-о! Тут такие дела, Натка!
— Решаем мировую проблему; как спасти человечество от неминуемой гибели, — пояснил Ридан.
— Здорово! Почему же нам суждено погибнуть? Какая-нибудь комета несется на Землю?
— Постой, Натка, тут дело нешуточное. Вчера папа показал мне результаты одного опыта с собаками, из которого следует, что в сравнительно недалеком будущем люди избавятся от старости и жизнь их станет необычайно долголетней: будут жить лет до трехсот.
— Трехсот? — темные глаза Наташи расширились в радостном изумлении.
— Да, да! Но ты представляешь, что произойдет тогда? Людям не хватит ни места, ни пищи на земном шаре. Пожалуй, действительно придется отказаться от долголетия? — добавила Анна, вопросительно глядя на отца, — Или…
