Ведь Земли нет!
— Не верю, — тихо произнес инженер. — Надо идти туда. Как можно быстрее. Мы не можем вернуться к Фомальгауту!
— Мы начнем сначала, — хрипло сказал биолог. — Земля с ее неразрешимыми противоречиями… Одно громоздилось на другое, из поколения в поколение все становилось запутаннее, сложнее… Там нельзя было найти выход… А в космосе теперь цвет человечества. Мы начнем заново, нас будет много…
Доктор безуспешно пытался его успокоить.
— Почему вы боитесь думать честно и прямо? — лихорадочно говорил биолог. — Произошло неизбежное. Человечество будет продолжать жить. Но без Земли. Оно освободится от этого клубка неразрешимых противоречий…
— Единственная свобода, которую я не признаю, — сказал инженер, — это свобода от родины. Мы пойдем к Земле. Я не верю… Люди не могли допустить…
Я подумал: да, не допустили бы, если б взглянули на Землю отсюда. Пусть звезды светят в тысячи раз ярче Земли, пусть этих звезд неизмеримо много, все равно — без Земли Вселенная пуста!
— Да, мы пойдем к Земле, — сказал я, — ведь все так думают…
Мы посмотрели на биолога, и он ответил «да».
Я хотел сосредоточиться (мне казалось, надо что-то придумать) — и не мог. Затем выплыла мысль, заглушившая все остальное: люди — кем бы они ни были и где бы они ни находились — светят отраженным светом Земли. За каждым человеком стоит человечество. За роботами, даже самыми умными, нет «машинства». Вероятно, в этом и состоит главное отличие.
Молчание длилось очень долго. Я чувствовал, что прошло много времени, но сколько, не знал, не думал об этом. Вместе с Землей исчезло и время.
Потом откуда-то издалека донесся неуверенный голос физика:
— Послушайте, послушайте же наконец! Я спрашиваю: можно на этом экране получить изображение в ультрафиолетовых лучах? Понимаете, у меня появилась идея… Земная атмосфера поглощает не весь падающий на нее свет. Часть света рассеивается, теряется. И если научатся не терять… ну, скажем, как-то поглощать в верхних слоях атмосферы, а потом использовать… Понимаете, мы ведь можем из-за этого просто не увидеть Землю!
Инженер опередил меня. Оттолкнувшись от кресла, он подлетел к пульту управления.
Изображение на экране расплылось. Лохматое Солнце увеличилось. Венера стала ярче, Марс и Меркурий потускнели.
— Нет, — глухо произнес биолог. Согнувшись, он стоял у самого экрана. — Не вижу…
И тогда почти одновременно все мы подумали об инфраизображении. Если научились ловить весь падающий на Землю видимый и ультрафиолетовый свет, то инфракрасные, тепловые, лучи должны по-прежнему излучаться в пространство: иначе нарушится тепловой баланс планеты.
Инженер сменил настройку экрана, и мы увидели Землю! Она была там, где мы ее искали, очень яркая, намного ярче Марса и Венеры. Рядом с ней почти так же ярко сверкала Луна.
— Наконец! — прошептал биолог.
Я попытался подсчитать, сколько энергии получили люди, но сразу же оставил подсчеты. Сейчас это не имело значения.
На светящемся циферблате хронографа я видел: прошло девять минут — всего девять минут! — с тех пор, как исчезла тяжесть и автоматы включили телескоп.
Мы молча смотрели на Землю.
Корабли, возвращающиеся к Земле, всегда будут видеть нечто неожиданное. Это в порядке вещей: люди придумают еще много нового. Но на кораблях должны быть твердо уверены, что Земля будет вечно. Иначе нельзя идти к звездам.
Так думаем мы, прожившие без Земли девять минут.
Полгода назад мне передали запись сообщения, посланного Зорохом с «Дау».
Дешифровка сообщений, признанных безнадежно искаженными, — тяжелое ремесло. Дело не в трудности самой работы, это в порядке вещей. Страшно другое. Начиная работу, не знаешь, на что уйдут годы. Можно потратить жизнь — и расшифровать несколько ординарных сводок.
Таким не имеющим особого значения показалось мне вначале сообщение с «Дау». Я не знал тогда, что смогу заглянуть на тысячи лет вперед.
Сообщение Зороха должно было лишь немногим опередить возвращающийся к Земле корабль. Однако до сих пор не удалось обнаружить «Дау». Автоматы должны были каждый месяц повторять сообщение — таков общий порядок. Этих сообщений тоже нет.
Семьсот сорок метров темно-серой, местами совершенно черной ленты, засвеченной при аварии на спутнике внешней связи, — вот все, что я имел.
Иногда думают, что мы, дешифровщики, пользуемся какой-то особой аппаратурой. Нет, у нас иное оружие — терпение и фантазия. Бесконечное терпение и ничем не скованная фантазия. Найти разрозненные, едва видимые штрихи, угадать их взаимосвязь и воссоздать картину — в этом суть нашей работы. Подобно художникам и поэтам, мы работаем в одиночку: фантазия требует тишины.
Отчет о дешифровке сообщения Зороха будет опубликован в ближайшем выпуске «Бюллетеня космической связи». По традиции, отчет содержит лишь абсолютно достоверное; это те самые штрихи, которые, еще не дают представления о всей картине. Но, по той же традиции, я имею право на гипотезу.
Восстанавливая сообщения Зороха, я во многом полагался на интуицию; воображение по каким-то своим законам дорисовывало то, чего я не мог увидеть. Возможно, не все поверят в открытие, сделанное Зорохом в звездной системе Вольф-424. У меня пока нет достаточных доказательств.
И все-таки я утверждаю: еще не было открытий, столь важных для понимания будущего.
Уже в первой трети XXI века все люди получили условия, необходимые для существования. Давно прекратились войны. Исчезли болезни и голод. Нет недостатка в жилье. Еще двадцать — тридцать лет, и мы создадим киберкомплексное производство, которое будет само развиваться и совершенствоваться. Исчезнут заботы, поглощающие ныне девяносто процентов энергии человечества.
Так что же впереди?
До Зороха никто не летал к звезде Вольф-424. Считалось, что такой полет ничего не даст науке.
Действительно, 424-я — неинтересный объект. Две крошечные звезды, типичные красные карлики, — класс звезд, хорошо изученных еще при первых полетах к Проксиме Центавра. Расчетами многократно и надежно было доказано, что в системе Вольф-424 не может быть устойчивых планетных орбит.
Полвека 424-я была в стороне от космических трасс. А потом Бушард, работая со сдвоенным квантовым локатором, обнаружил у 424-й планету. Так возник «парадокс Бушарда»: планета (Бушард назвал ее Химерой) двигалась по запрещенной орбите.
