— Здесь, — продолжала Сторм, — суть та же. Потому что проблема всегда, на протяжении всей истории человека, сводилась к одному — пусть в извращенном, запутанном виде, пусть прикрытая другими, менее важными мотивациями, но это всегда, в том или ином смысле, было столкновением двух философий, двух образов жизни и мысли — существования. Извечно стоял вопрос: в чем природа человека?
Взгляд Сторм, устремленный в ночной мрак, вернулся к гаснущему костру. Она пронзительно взглянула на Локриджа, молча ожидавшего продолжения.
— Жизнь, какой она представляется, против жизни, как она есть. Планирование против естественного развития. Контроль против свободы. Отметающий все остальное рационализм против природной целостности. Машина против живой плоти. Если человека с его судьбой можно спланировать, организовать, сделать из него какое-то подобие совершенства, разве не долг человека привести себе подобных к этому совершенству — неважно, какой ценой? Тебе это знакомо, не правда ли?
Великий враг твоей страны — вечное проявление того, что родилось в доисторические времена, того, что нашло выражение в законах Дракона и Диоклетиана; привело к сожжению Ивовых книг Конфуция; звучало в устах Торквемады, Кальвина, Локка, Вольтера, Наполеона, Маркса, Ленина, Аргвеллы; отразилось в Манифесте Юпитера и так далее, и так далее… Нет-нет, не прямо, не открыто — многие из тех, кто верил в высший разум, не были в душе тиранами; с другой стороны, были не верившие в него, но тираны в душе — вроде Ницше. На мой взгляд, ваша индустриальная цивилизация, даже в тех странах, которые называют себя свободными, — это сплошной кошмар; тем не менее, я пользуюсь техникой такой мощной и сложной, какая вам и не снилась. Но для чего? Вот в чем суть борьбы!
Сторм замолчала. Ее взгляд обратился к лесу, стеной окружающему луг.
— Я часто думаю, — задумчиво проговорила она, — что поворот вспять начался именно в этом тысячелетии, когда земные боги и их Мать были отринуты теми, кто поклонялся небесам.
Она встряхнулась, словно освобождаясь от чего-то, и продолжала ровным голосом:
— Что ж, Малькольм, прими на данный момент, что Хранители стремятся сохранить жизнь, жизнь во всей ее целостности, безграничности, великолепии и трагичности, а Патруль хочет превратить мир в механизм. Это, конечно, упрощение. Может, потом я сумею объяснить лучше. Но скажи: ты считаешь мою цель недостойной?
Локридж задумчиво посмотрел на Сторм — она напоминала молодую дикую кошку.
— Нет. Я буду с тобой, — сказал он с волнением, прогнавшим все страхи, сожаления и чувство одиночества. — Я уже с тобой.
— Спасибо, — прошептала она. — Если бы ты только знал — не на словах, а существом своим, — как много это значит, я, наверное, могла бы прыгнуть за это к тебе прямо через огонь.
Ему хотелось спросить, что она имеет в виду. Однако прежде, чем он успел что-либо сказать, Сторм проговорила с усмешкой:
— Думаю, ближайшие месяцы покажутся тебе интересными.
— О Господи, разумеется! — Он лишь сейчас осознал открывающиеся возможности. — Да любой антрополог отдал бы свою… свой правый глаз, чтобы оказаться здесь. Мне все еще не верится в это.
— Впереди ждут опасности, — предупредила она.
— Ладно, так или иначе, на чем мы стоим? Что нужно делать?
— Начну с начала, — сказала Сторм. — Как я уже объяснила, в широком масштабе вести войну между Патрулем и Хранителями в нашем времени нельзя. Поэтому она в основном передвинулась в прошлое. Базы расположены в стратегических пунктах и… это сейчас неважно. Я знаю, что у Патруля есть опорный пункт в царствовании Харальда Синезубого. Хотя религия Аза уже признавала Небесного Отца, введение христианства было для них очередным шагом вперед и положило начало централизованной монархии и, в конце концов, рационалистическому государству. Потом там появились те, кого мы с тобой встретили.
— Что? Подожди! Ты хочешь сказать, что ваши люди меняют прошлое?
— Да нет. Ни в коем случае. Это по существу своему невозможно. Любой, кто попробует, убедится, что события всегда возвращаются на круги своя. Что было, то было. Мы, путешествующие во времени, тоже часть целого. Но скажем так: мы узнаем некоторые аспекты, которые могут оказаться полезными для наших целей, набираем добровольцев, копим силы для решительного сражения.
— Ну так вот. В моем времени Патруль контролирует западное полушарие, Хранители — восточное. Я возглавляла отряд, отправившийся в двадцатый век и, через океан, в Америку. Сами мы ничего существенно незаметно построить не могли: вражеских агентов в вашем столетии куда больше, чем наших. Наш план заключался в создании промышленной компании, видимой целью которой было бы что-то примечательное, а мы должны были сойти за людей вашего времени. Мы выбрали именно это время, потому что двадцатый век — первый, где то, что нам необходимо, — транзисторы, например, — можно достать на месте и не вызывая подозрений. Под прикрытием горнорудного предприятия в Колорадо мы создали наши подземные установки, построили активатор и пробурили новый коридор.
Мы собирались ударить через него, появившись в нашем собственном времени в самом сердце владений Патруля. Но как только коридор был закончен, явился Брэнн с намного превосходящими наши силами. Не знаю, как он пронюхал. Спаслась одна я. Потом больше года болталась по Соединенным Штатам, изыскивая возможность вернуться. Я знала, что все коридоры, ведущие в будущее, охраняются, — Патруль очень силен в раннеиндустриальной цивилизации. И я нигде не могла найти ни одного Хранителя.
— А на что ты жила? — поинтересовался Локридж.
— Ты бы назвал это грабежом, — ответила Сторм.
Он вздрогнул. Она рассмеялась.
— Мой энергопистолет может быть настроен на всего лишь оглушение. Заполучить несколько тысяч долларов — это не проблема. А у меня было отчаянное положение. Ты считаешь, что я очень виновата?
— Как сказать… — Он взглянул на ее лицо в отблесках костра. — Нет, не считаю.
— Я была уверена, что ты не будешь меня винить. Ты такой человек, какого я даже не надеялась найти… Видишь ли, — пояснила она, — мне нужен был помощник, телохранитель, кто-то, с кем я не выглядела бы женщиной, путешествующей в одиночку. Во все прошлые времена это выглядело бы слишком подозрительно. А мне необходимо было попасть именно в прошлое.
— Я убедилась наверняка, что этот датский коридор не охраняется. Он был единственным, где я могла рискнуть, из тех, что имели ворота, открывающиеся в эти десятилетия. Да и то — ты сам видел — мы чуть не погибли…
