Рядом с ним стояла худенькая молодая волчица и глядела вверх, на луну. Саша сразу узнал Лену, а как узнал, было неясно. Те чисто человеческие особенности, которые он в ней отметил раньше, теперь, разумеется, исчезли. Зато на их место пришли точно такие же особенности, но волчьи. Это было очень странно — Саша никогда не подумал бы, что выражение волчьей морды может быть одновременно насмешливым и мечтательным, если бы не видел собственными глазами. Лена заметила, что он смотрит на нее, и спросила:
— Ну, как тебе?
То есть не спросила. Она тонко и тихо взвизгнула или проскулила — это никак не было похоже на человеческий язык, но Саша сразу же уловил не только смысл вопроса, но и некоторую молодежную развязность, которую Лена ухитрилась придать своему вою.
— Здорово, — хотел он ответить, а вместо этого издал короткий лающий звук. Но этот звук и был тем, что он собирался сказать. Лена улеглась на траву и положила морду между лапами.
— Отдохни, — провыла она, — сейчас будем долго бежать.
Саша не хотел отдыхать. Он чувствовал себя переполненным силой — хотелось что-то сделать, подпрыгнуть или разорвать кого-нибудь в клочья. Он поглядел по сторонам — метрах в трех справа по траве катался милиционер, на глазах обрастая шерстью прямо поверх кителя; из штанов у него — быстро, как травинка в учебном фильме по биологии, — рос толстый плешивый хвост.
На поляне теперь стояла волчья стая, и только женщина в бусах, разносившая эликсир, оставалась человеком. Она с некоторой, как показалось Саше, опаской обошла двух матерых волков — одного из них Саша узнал, это был полковник, — и залезла в машину.
Саша повернулся к Лене.
— А она что, — спросил он, — не из наших?
— Нет, — ответила Лена, — она нам помогает. Сама она коброй перекидывается. Только сейчас для нее холодно. Она в Среднюю Азию ездит.
Саша сел на задние лапы. Он различал тысячи пронизывающих воздух запахов. Это было похоже на второе зрение — например, Саша сразу же почувствовал свой рюкзак, стоящий за довольно далеким деревом, почувствовал сидящую в машине женщину, след недавно пробежавшего по краю поляны суслика и многое другое: солидный мужественный запах пожилых волков и нежную волну запаха Лены — это был, наверно, самый свежий и юный оттенок всей невообразимо широкой полосы вариантов запаха псины.
Похожее изменение произошло со звуками: теперь они были гораздо осмысленней, и их количество удвоилось — можно выделить скрип ветки под ветром в ста метрах от поляны, потом стрекотание сверчка совсем в другой стороне и следить за колебаниями этих звуков одновременно, без всякого раздвоения.
Главная метаморфоза, которую отметил Саша, касалась самоосознания. На человеческом языке это очень трудно выразить, и Саша стал лаять, визжать и скулить про себя, так же, как раньше думал словами. Изменение в самоосознании касалось смысла жизни. Люди, отметил Саша, способны об этом только говорить, а вот ощутить смысл жизни так же, как ветер или холод, они не могут. А у Саши такая возможность появилась, и смысл жизни чувствовался непрерывно и отчетливо как некоторое вечное свойство мира, наглухо скрытое от человека, и в этом было главное очарование нынешнего состояния Саши. Как только он понял это, он понял и то, что вряд ли по сваей воле вернется в свое прошлое естество, — жизнь без этого чувства казалась длинным болезненным сном, неинтересным и мутным, какие снится при гриппе.
— Готовы? — пролаял из центра поляны бывший полковник. Саша понял.
— Да! Готовы! — отозвались десятки глоток.
— Сейчас… Пару минут, — прохрипел кто-то сзади. Саша попытался повернуть морду так, чтобы взглянуть назад, но это ему не удалось. Оказалось, что шея очень плохо гнется — надо поворачиваться всем телом, а это неудобно. Сбоку подошла Лена и ткнула холодным носом в Сашин бок. Очевидно, она догадалась о его неудобстве, потому что тихонько проскулила ему в ухо:
— Ты не вертись, а глаза скашивай. Гляди. Она показала. Саша попробовал, и действительно, поворачивать глаза очень удобно.
— Куда побежим? — озабоченно спросил он.
— В Коньково, — ответила Лена, — там пара коров осталась.
— А разве они не заперты?
— Нет, они сейчас в поле. Павел Сергеич устроил звонок из райкома — мол, научный эксперимент, влияние ночного выпаса на надои…
Павел Сергеич — бывший мужчина в черной куртке и с ленточкой на лбу, превратившейся в полоску темной шерсти, сидел рядом, слушал Лену и значительно кивал.
— Здорово, — прорычал Саша, — я их один съем, коров этих.
— Обожрешься, — улыбнулась Лена,
Саша скосил на нее глаза. Она вдруг показалась ему удивительно красивой — юная гладкая шерсть, нежный выгиб спины, стройные и сильные задние лапы и трогательно перекатывающиеся под шкурой лопатки. В ней одновременно чувствовались и сила, и какая-то открытость, если не беззащитность. Заметив его взгляд, Лена смутилась и отошла в сторону, прижимая хвост к земле. Саша тоже почувствовал смущение и притворился, будто выгрызает что-то из шерсти на лапе.
— Еще раз спрашиваю: все готовы? — накрыл поляну низкий лай вожака.
— Все! Все готовы! — ответил дружный вой.
— Тогда вперед.
Вожак протрусил к краю поляны, видно было, что он специально движется медленно и расхлябанно; так спринтер подходит к стартовым колодкам, чтобы подчеркнуть быстроту и собранность, которую он покажет после выстрела.
Вдруг вожак взвыл и прыгнул в темноту и сразу же, с лаем и визгом, за ним рванулись остальные. Прыгая в ночную тьму, утыканную острыми сучьями деревьев, Саша испытал то же самое, что бывает при прыжке в воду, когда неизвестна глубина: мгновенный страх разбить голову о дно. Но бег через ночной лес оказался совершенно безопасным. Саша ощущал все препятствия и без труда обходил их. Поняв, что ему ничего не грозит, он расслабился, после чего бежать стало легко и радостно.
Стая растянулась и образовала правильный ромб. По краям летели матерые, мощные волки, а в центре — волчицы и волчата. Волчата ухитрялись играть на бегу, ловить друг друга за хвосты и совершать невообразимые прыжки. Сашино место было в вершине ромба, сразу за вожаком — откуда-то он уже знал, что почетное место сегодня уступили новичку.
Вместе со всеми Саша проносился сквозь кусты, перепрыгивал канавы и расшибал лапами сухие ветки, оказывавшиеся на пути. Лес кончился, и открылось большое пустынное поле, перечеркнутое дорогой; стая помчалась по асфальту с левой стороны дороги, вытянувшись в серую ленту. Всюду не видимая человеческому глазу жизнь — вдоль дороги сновали полевые мыши, при появлении волков исчезавшие в своих норах, — можно было подумать, что Саша или кто-то другой из стаи станет утруждать себя из-за такой мелочи; свернулся колючим шаром еж на обочине и отлетел в поле, отброшенный легким ударом лапы, и еще реактивными истребителями промчались два зайца, оставляя после себя густой след запаха, по которому было ясно, что они насмерть напуганы, а один из них вдобавок глуп.
