– Так ты не знаешь? Не знаешь? А я знаю! Ты не видел моей медсестры? Нет? Молодая такая девка, красивая! Как эта… ну из рекламы… она должна бы мною восхищаться – чемпион, победитель, боец… а она? Смотрит на меня с жалостью, с презрением, еще черт знает с чем она на меня смотрит. Наверняка видела, как меня дубасили!
– Как видела? – не понял Яношев.
– Как… просто! Видео в Интернете болтается. Не знал? Тоже можешь глянуть, кстати.
Яношев выругался.
– Так это они специально, что ли?
– Конечно, – сказал Василий.
– Но…
Зеленая линия пошла крупными неровными волнами.
– Ребята – любители. Мне утром рассказали. Их поймали на следующий день. Занимались в подвале, кололи химию. Профессионалами не были – неинтересно, мол. Но драться желание было. Силой меряться. Ну и нашли меня, выследили. Чтобы померяться…
– Но их же поймали? А вдвоем можно любого одолеть…
– Да что там…
Василий закашлялся.
– Не одолели, – сказал он. – Швырнул, ударил. Сперва он один бил. Я сразу отключился. Потом били вдвоем. Как – уже не помню. Вот тебе Z-глютамин и FG-карнитин! Только, в отличие от них, я не имею права его использовать! Но в чем тогда смысл этих запретов, думаю сейчас? О какой «чистоте» идет речь? Любой может стать суперменом. Любой – кроме меня. Я же спортсмен. А что ему моя подготовка? Зачем тогда мне этот бокс? Я лучше тоже в подвале… А потом найду их и посмотрим, кто сильнее. Бывший боксер-профессионал, а ныне любитель, не скованный нелепым ханжеством, или подвальный сопляк.
Василий потянулся, водрузил маску на лицо и закрыл глаза. Яношев молча вышел из палаты. Его шатало как пьяного. Еще один из лучших ушел.
«Проиграл, проиграл, проиграл»…
– …«В преддверии зимней Олимпиады 2014, – читал вслух Дзай Бацу, – группы спортсменов из России, США, Финляндии и ряда стран объявили… забастовку».
Дзай Бацу выключил монитор. Обведя растерянным взглядом коллег, сказал:
– Это сенсация. Очень нехорошая сенсация.
– Положение критическое, – согласилась Капрани. – К нам уже направили сотни тысяч запросов – от болельщиков до руководителей государств.
– Пусть, – жестко сказал Жан-Франсуа Паунд. – От комментариев отказаться. Нежелание спортсменов участвовать в соревнованиях – их решение. Мы его уважаем.
– Но как быть с тем, что участники акции – лучшие спортсмены мира? – спросил Дзай Бацу.
– Это не лучшие спортсмены, – отрезал Жан-Франсуа. – Это ничтожества, построившие свои карьеры обманом. Мы просто вывели их на чистую воду. И мы не потерпим ультиматумов! Чем бы это ни грозило.
– Речь идет о престиже спорта, – заметил Дзай Бацу.
– Если заниматься его профанацией, о престиже речь не идет в принципе, – процедил Жан-Франсуа. – Она даже не о спорте. О состязаниях фармацевтических компаний и специалистов по составлению стероидных меню. Спортсмен же выключен из процесса, он – не более чем приставка к допингам. Но зачем он вообще тогда нужен? Играть роль второго плана? А вы еще рассуждаете о престиже.
Дзай Бацу промолчал. С химией он был знаком не понаслышке, и вовсе не как член BАA – Всемирного антидопингового агентства. Как бывший спортсмен, много лет бомбардировавший свой организм мощными добавками.
– …И все же спорт убил себя сам, – сказал Дзай Бацу. – В оправдание скажу – это было неизбежно.
Они с Яношевым сидели на балконе «Champs Elysees» и неторопливо угощались рубиновым «Марвин Руж». Вкус вина был отравлен – еще бы, вместо любования видами вечернего Парижа они просматривали запись выступления главы Антидопингового агентства Жана Франсуа Паунда. Горечи добавлял и рассказ Дзай Бацу о неумолимости главы BАA.
– Допинги в спорте присутствовали всегда, – продолжил Дзай Бацу. – О чистоте достижений речи никогда не было. Просто на многое закрывали глаза.
Григорий кивнул. Ему ли не знать это!
– Но условия изменились. Сейчас без допингов жизнь спорта невозможна. Хотя есть те, кто этого не понимает.
Григорий поморщился.
– При чем здесь непонимание? – сказал он. – Это рост, расширение границ возможностей организма, это силы для побед и рекордов! Все равно человеческий фактор играл, играет и будет играть главную роль! Запрещать стероиды в спорте – бессмысленно. Никаких кодексов! Я неделю назад был у Кличкина, слышал уже, а то и видел? Парня разгромили на пороге дома двое хулиганов. Скажи, они будут смотреть, как он выступает? Зачем? Они бы выступили лучше! Но это частный случай. Хулиганье! Но сам факт! Факт того, что любитель во много раз сильнее профессионала! Пусть ненадолго – организм всегда делает откат, но каждый раз здесь и сейчас сильнее! А можешь представить зрителя, что, будучи в десять раз сильнее, пришел смотреть выступления прошлых любимцев и сел в первый ряд! Да-да, в первый, и сидит там, да еще и восхищается! Можешь представить? Я не могу! Это абсурд, абсурд, а ситуация давно вышла из-под контроля BАA. Да их упразднять пора, а не расширять полномочия!
Григорий распалился, забыв, что Бацу тоже член агентства, хоть и не согласный с его политикой в целом.
– Ну, изменились условия, изменились, они что, не видят? – почти кричал он. – И спорт, если желает сохранить себя, должен измениться.
Дзай Бацу согласно кивнул.
– Паунду об этом говорить бесполезно, – заметил он. – Я на принятия решений повлиять не могу. Жан Франсуа давно уже смотрит косо. Невозможно работать! Невозможно вырабатывать какие-то совместные решения!
– Может, – выдохнул Григорий, – нам стоит поискать тех, кому покажется невыгодным новый кодекс? Заинтересовать их? Тогда мы сможем как-то повлиять на агентство.
– Возможно… Но агентство полностью независимо. А главную скрипку играет Паунд. Голоса остальных членов мало что значат – это я знаю на себе. А Паунд ненавидит спорт всей душой.
– С какого года кодекс вступает в силу?
– С четырнадцатого, – сказал Дзай Бацу. – Как раз под зимнюю Олимпиаду.
– Они погубят и ее. Разорвут в жалкие клочья. Паунд не понимает, что делает.
Дзай Бацу грустно улыбнулся.
– Его не пугает даже «забастовка».
– Значит, будет провал, – сказал Яношев.
– Да. Агентство действует чересчур жестко. Паунд словно одержим.
– Да он просто ненавидит спорт! И это тупик. Мы с тобой сейчас пьем вино на похоронах.
На прощанье Яношев сказал:
– Подумай над тем, что я говорил о тех, кому кодекс может оказаться невыгодным.
– Попробую, – сказал Дзай Бацу. – И все равно это тупик. Ничего нельзя сделать.
«Проиграл, проиграл, проиграл…»
Суббота выдалась по-осеннему унылой – серой и сонной. В сквере влажно вздыхали желтые клены. Девушка шагала быстро, устремленно, впереди спутника, крепко держа его за руку. Эрмат едва поспевал за Далей – желания ввязываться «во все это» не было.
