Она говорила ровно, на жалость не била, но Генри вдруг понял, что означало «валяться» для женщины, у которой тело, а не разум, в течение всей жизни было источником всех ее побед и достижений, источником удовольствий, средством самовыражения, профессией, наконец. И что означает для такой женщины старение. Генри повезло больше, у него разум, а не стареющее тело определял и формировал смысл жизни, а разум его и сейчас работал отлично.
Да? Он так уверен в своем интеллекте даже после того, как тот оказался способен выдавать такие вот гипотезы? Что сказали бы Фейнман, Теллер, Гелл-Манн? Генри охватило замешательство. Он с трудом поднялся.
— Спасибо, мисс Чернова, я больше не буду отнимать ваше…
— Со мной тоже было, — внезапно вмешался Донован. — Но только два раза. Во вторник и вчера пополудни… Зачем вы сюда пришли, док? Хотите сказать, что здесь что-то происходит? Это опасно?
Генри, уже взгромоздившийся на ходунки, повернулся к нему.
— Вы тоже…
— Я только что сказал об этом! А теперь я спрашиваю: это что, какая-то новая опасная болезнь?
Мужчина был напуган и маскировал испуг напористостью. А вообще он понимает, что такое «физик»? Может, решил: это что-нибудь вроде физиотерапевта? И какие у него могут быть общие дела с Анной Черновой?
Ответ на последний вопрос в неявном виде содержался в том способе, каким Анна от них обоих отделалась.
— Нет, Боб, никакой опасной болезни. И доктор Эрдманн не медик. А теперь, если вы не возражаете, я должна позавтракать, а то сиделка будет ворчать. Я надеюсь увидеться с вами в нашем доме, когда меня отсюда выпустят. — Она устало улыбнулась.
Выражение, появившееся на лице Донована, Генри привык видеть на лицах студентов младших курсов: безнадега, беспомощность, любовное томление. Странное и даже смешное выражение для лица, испещренного морщинам и старческими складками. Но ведь искренне! Да, влип, бедолага.
— Еще раз благодарю вас, — сухо бросил Генри и вышел из палаты с максимальной скоростью, какую он только мог развить на ходунках. Надо же: принцесса, отсылающая лакея! Ну, правда… он тут пришелец, он вторгся в ее мир, в дамское царство цветов, балета и вычурных манер. Для него это чужой, даже отталкивающий мир. Не похожий на суровый и строгий, мужественный мир физики.
Однако он узнал, что она тоже ощущала эту «энергию». И Донован, причем в то же время, что и Генри. Еще несколько групп фактов, несколько точек, через которые можно провести линию, ведущую… куда?
Он медленно поплелся к лифту, на пути сделал остановку и прикрыл глаза.
* * *
Когда Генри оказался в своей квартире, Керри уже проснулась. Она сидела в компании двух незнакомцев за столом, за которым Генри и Ида обедали чуть ли не четверть века. Чужаки почтительно поднялись, когда Генри вошел в помещение. Воздух был насыщен ароматом кофе.
— Я сварила кофе, — пояснила Керри. — Ничего, что я тут своевольничаю? Это детектив Джерачи и детектив Вашингтон. А это доктор Эрдманн, хозяин квартиры…
Она умолкла, и вид у нее был несчастный. Волосы нерасчесаны, болтаются космами. Что-то вроде черной косметики под глазами. Может, просто признаки усталости.
— Добрый день, доктор Эрдманн, — сказал детектив-мужчина. Это был крупный, мускулистый тип, на подбородке и щеках которого, невзирая на ранний час, уже пробивалась щетина. Этакий полукриминальный мачо, Генри таким не доверял. Темнокожая женщина была гораздо моложе, маленькая, стройная и очень серьезная. Она не улыбалась.
— У нас есть несколько дополнительных вопросов к мисс Веси относительно событий вчерашнего вечера.
— Нужен ли ей адвокат? — спросил Генри.
Следующие три фразы прозвучали одновременно:
— Конечно, это не помешало бы вашей внучке, — детектив.
— Я уже им сказала — не нужен мне никакой адвокат! — Керри.
— Если да, то я оплачу, — завершил предложение Генри.
В этой суете ошибка насчет «внучки» прокатила неисправленной,
Джерачи спросил:
— Вы были дома, когда вчера вечером сюда пришла мисс Веси?
— Да, — ответил Генри.
— Не могли вы рассказать нам, где и в какое время вы находились вчера, сэр?
Он что — идиот?
— Конечно, могу, но зачем? Неужто вы, сэр, меня подозреваете в убийстве офицера Пелтьера?
— В данный момент мы никого не подозреваем. Мы просто задаем рутинные вопросы, доктор Эрдманн.
— Я находился в больнице Редборна с полудня и почти до самого того времени, когда ко мне пришла Керри. Меня там обследовали в связи с предполагаемым сердечным приступом… которого, — добавил Генри поспешно, увидев выражение лица Керри, — на самом деле не было. Просто у меня более резко выразилось пищевое отравление, ему вчера подверглись многие обитатели Св. Себастьяна.
Вот тебе! Лопай, детектив!
— Спасибо, — вежливо произнес Джерачи. — Вы врач, доктор Эрдманн?
— Нет, я доктор физико-математических наук.
Генри почти ожидал, что Джерачи окажется таким же невеждой, как и Боб Донован, но детектив его удивил.
— Экспериментатор или теоретик?
— Теоретик. Впрочем, теперь я преподаю.
— Это хорошо, — Джерачи поднялся, а вслед за ним поднялась, чуток помешкав, и детектив Вашингтон. За все это время она не произнесла ни слова. — Спасибо вам обоим. Мы с вами свяжемся, когда будут готовы результаты вскрытия.
* * *
В лифте Тара Вашингтон сказала:
— От этих домов престарелых меня просто в дрожь бросает.
— Когда-нибудь ты тоже…
— Ой, оставь, Вине, не надо лекций! Я знаю, что когда-нибудь и сама состарюсь. Но я не обязана этому радоваться.
— Ну, у тебя впереди еще куча времени, — отозвался Джерачи рассеянно; ясно было, что его мысли заняты чем-то другим. — Эрдманн что-то знает.
— Да? — она посмотрела на Винса с интересом. В департаменту Джерачи был известен своим «нюхом». Он нутром чуял любые сомнительные моменты и всегда оказывался прав. По правде сказать, Тара благоговела перед ним. Детективом она стала в прошлом месяце, и ей чертовски повезло попасть в напарники к Джерачи. Что, впрочем, не мешало ей проявлять природный скептицизм, заставивший вслух проявить сомнение: — Этот старикан? Но уж сам-то он никак такого проделать не мог. Он и муху убить не способен. Ты думаешь, он нанял киллера?
— Не знаю, — задумчиво произнес Джерачи. — Нет, пожалуй, нет. Здесь что-то другое… Что-то более эзотерическое.
Тара понятия не имела, что означает «эзотерическое», поэтому промолчала. Джерачи обладал проницательным умом, настолько острым, что это, как говаривали некоторые сотрудники, даже шло ему во вред. Видимо, завистники или полицейские из категории дуболомов, которым легче высадить плечом дверь, чем воспользоваться интеллектом для расследования преступления. О себе Тара точно знала, что она не из вышибателей дверей. И она намеревалась выучиться всему, чему только можно, у Винса Джерачи, пусть даже ее словарный запас гораздо беднее, чем у него. Всему и чуть сверх того. Она надеялась когда-нибудь сравняться с ним.
