Едва ее звучный голос прошел сквозь его тело, Саяма задумался.
… Прекрасно, что ты рядом.
Затем Синдзё, похоже, поняла, что именно она произнесла, потому что ее взгляд приобрел замешательство, щеки покраснели, и она отвернулась.
Саяма не мог сдержать улыбку на губах.
В какой-то момент боль в его груди пропала. Подумав, как же это приятно, он заговорил:
— Ну, если ты скажешь, что собираешься умереть, я бы ответил то же самое, Синдзё-кун. И твои методы выглядят как способ самоубийства… по крайней мере для меня.
— С-серьёзно?
— Да. Когда тебе нужно стрелять — ты не можешь. Дабы сообщить мне об опасности, ты вышла на поле боя без оружия. Честно говоря, я удивлен, что ты до сих пор жива.
Синдзё встревожилась и застонала.
Она задумалась, пока из глубин ее горла доносился стон, но она по-прежнему не осознала определенный факт.
… Почему это мы оба до сих пор живы после того, как дважды участвовали в сражении?
Никто не мог дать ответ на вопрос Саямы. Однако стон Синдзё постепенно перерос во вздох.
Когда она к нему повернулась, ее черные глаза уставились прямо на него. Ее тонкие губы открылись:
— Может и так. Я думала об этом раньше. Я гадала, есть ли от меня какая-то польза, если я ввязалась в сражение только для того, чтобы отыскать родителей.
На этом на остановилась. Она потратила немного времени на то, чтобы подобрать необходимые слова.
— Саяма-кун, ты сражаешься для того, чтобы победить?
— Да, мой дед сделал для этого всё. …Когда бы я не сражался, он постоянно говорил мне выигрывать достаточно, чтобы компенсировать потери. Он говорил мне брать на себя роль злодея и устранять то, что я видел как врага или зло.
Таковым было его отношение к сражению.
Но, подумал Саяма. Это не то же самое, что обладать уверенностью в моих способностях сражаться.
Когда Синдзё услышала его слова, она выдала быстрое замечание:
— Это удивительно, — начала она, — Как бы я хотела сказать что-то подобное… У меня нет четкой позиции, указывающей мне, как сражаться, подобно тебе.
— У меня нет источника уверенности в себе, чтобы поддерживать мои решения, подобно твоему поиску родителей.
Услышав это, Саяма тихонько промолвил:
— Мы противоположны друг другу.
Она выдала горькую улыбку. Ее ресницы опустились, и горькая улыбка углубилась.
— Мы действительно противоположны друг другу, — продолжила она. — Я всегда пытаюсь найти способ не становиться необычайно безрассудной, когда задумываюсь над тем, что мне делать. Мне хотелось бы стать сильнее, чтобы я могла лучше владеть собой.
Саяма задумался над словами Синдзё. После короткой паузы он произнес:
— Мы действительно противоположности, Синдзё-кун. Пожалуй, мне стоит держать это в уме.
—…Э? Что ты имеешь в виду?
Синдзё удивленно наклонила голову.
Вместо ответа Саяма пошевелил правой рукой.
Он поднял левую руку Синдзё над перилами моста.
Ее пальцы были тонкими и мягкими. Саяма сложил вокруг них свою руку.
На секунду Синдзё попыталась освободить пальцы назад. Но Саяма слегка вонзил свои пальцы в плоть ее ладони.
— Ах…
Со слабым возгласом пальцы Синдзё напряглись.
Но в итоге она оставила лишь самый минимум силы в своих пальцах, согнула их и вверила руку ему. Она как будто пыталась отстраниться, но затем медленно сжала его руку назад.
Саяма ощутил в своей руке это небольшое единение силы. Он поднял глаза и увидел Синдзё с опущенной головой и взглядом, поднятым прямо на него. Когда их глаза встретились, ее плечи слегка задрожали, и она лихорадочно заговорила.
— Э-эм? Что ты хотел сказать… только что? Когда ты сказал, что будешь держать это в уме.
— Сущая мелочь, — произнес Саяма. — Твой взгляд на меня — это, определенно, альтернативный ответ, к которому я никогда не приду, даже если бы мне этого хотелось.
—…Э?
— Тебе не стоит слишком глубоко над этим задумываться. Даже если мы полные противоположности, это не имеет значения до тех пор, пока мы об этом не волнуемся. Но...мне просто хочется помнить, что мы оба по природе своей надеемся на противоположное друг в друге. Что ты об этом думаешь?
— Что я думаю…? Я не уверена, как на такое ответить.
Выражение лица Синдзё смешалось между улыбкой и беспокойством, но Саяма улыбнулся в ответ.
В тот же миг фигура замахала на своем пути от отбывающего замаскированного транспорта. То был Ооширо Казуо.
Саяма вздохнул и глянул на часы на левом запястье. Время подходило к четырем.
— Тебя зовет Ооширо-сан, — заявила Синдзё, словно в подтверждение.
Она поднялась с перил.
Саяма сделал то же самое и взглянул на нее.
Синдзё посмотрела на их переплетенные руки, опустила голову вниз и произнесла в землю.
— Эм, сегодня… когда ты вернешься к себе в общежитие… особо не удивляйся.
— Ты собираешься мне что-то прислать?
— Да, что-то вроде того. …Я решилась только сейчас. Это наверняка заставит меня сильно волноваться, но я думаю, что должна.
— Я не знаю, что ты мне посылаешь, но я с радостью это приму.
Услышав его ответ, Синдзё подняла голову. С все еще опущенными ресницами, ее лицо расслабилось и расплылось в улыбке.
В ее полуприкрытых глазах отражалось солнце, что в какой-то момент начало клониться к закату.
И пока этот свет наливался малиновым, они оба практически одновременно медленно разомкнули свои переплетенные ладони.
Глава 12: Воссоединение с кем-то новым
К северо-востоку от общеобразовательных корпусов Академии Такаакита находилось Квадратное трехэтажное здание.
Плоское строение было частично сделано из кирпича и имело террасу. В передней части также находилась дверь входа, ведущего в подвал. Над входом висела надпись, гласившая: «Главная Столовая».
Во время весенних каникул было открыто только подвальное помещение.
Широкая лестница вела вниз. На табличке, прикрепленной тут к стене, значилось толстым готическим шрифтом «Открыто круглые сутки» «Однако, только ограниченные услуги предоставляются поздно ночью и по выходным»,— гласило ниже по тексту.
Вниз по лестнице в слабо освещенном пространстве внизу выстроились бок о бок восемь больших стеклянных дверей.
В вестибюле стояла шеренга билетных автоматов столовой и несколько больших досок объявлений.
Следом за вестибюлем находилась пятидесятиметровая квадратная площадь с белыми стенами. В заданных интервалах друг от друга разместились прямоугольные колонны, и между ними заняли место восемь столов.
