И вот он здесь, у порога, вестник самого худшего, что может ожидать такого человека, как Фэди — много знающего, не сумевшего сохранить государственные секреты и к тому же проявившего себя отъявленным хулиганом.
Следствие?
Суд?
Пожалуй, нет. В связи с тем, что дело касается государственных тайн, это вряд ли захотят предать гласности…
Зачем же пришел Паппас?
Этот тип способен на все. Он не одного прикончил на своем веку.
— Нам надо поговорить, — сказал Паппас.
— Прошу вас, — Фэди указал на кресло.
— Не здесь. Вы поедете со мной.
Возражать, сопротивляться бесполезно. Фэди это знал. Не спрашивая, куда его собираются везти, он надел макинтош, взял со стола ключ от комнаты и направился к двери.
— Закрывать не нужно, — сказал Паппас. — Комната под надежной охраной.
Он открыл дверь, уступая дорогу Фэди, и тот увидел двух явных полицейских, плохо замаскированных гражданскими костюмами.
«Здесь на лестнице не убьют, — подумал Фэди, — они не любят шума».
У подъезда стоял черный лимузин. Едва они сели, как шофер тронул машину.
Они попали в водоворот, был час «пик». Лимузин то и дело останавливался. Паппас молчал. Фэди тоже. Ему почему-то вспомнился фильм о героях сопротивления минувшей войны. Там расстреливали партизан у стены. Глядя на обреченных, Фэди думал: «Как должен чувствовать себя человек, которому через мгновение предстоит умереть?» И еще его удивляло: «Какое имеют право эти жандармы, судьи — хорошие или плохие (не с точки зрения людей, а тех, кому они служат) — отнимать жизнь у человека, который любил, мечтал, мог создать такое, что никому еще не ведомо?..»
Он взглянул на Паппаса. Этого не тревожат подобные мысли. Служака, робот. Он исполняет свои обязанности, нисколько не задумываясь над проблемами морали.
…В пригороде Милтауна машина затормозила. Фэди увидел высокую бетонную ограду и двух человек у массивных железных ворот.
Дальше начинается такое, чего не только Фэди, но и читатель, предупрежденный о фантастическом характере повествования, не может ожидать.
Паппас, опустив стекло, сказал что-то часовому. Ворота открылись и, как только машина въехала, тут же захлопнулись за ней.
То, что оказалось за высокой бетонной стеной, нисколько не походило на тюремные застенки.
Заасфальтированная узкая дорога шла вдоль деревьев. Это был идеально спланированный парк. В просвете между деревьями виднелись поляны, поросшие свежей травой и оживленные удачно подобранными цветами.
«Психиатрическая лечебница, — подумал Фэди. — Как это раньше не пришло ему в голову? Зачем прибегать к убийству, когда проще всего засадить его в одну из подобных больниц, откуда нет выхода до самой смерти?..»
Фэди содрогнулся при мысли, что ему придется коротать свой век в обществе сумасшедших, и самому в конце концов превратиться в одного из этих несчастных. Нет, он так легко не сдастся. Лучше уж умереть…
Машина между тем остановилась у двухэтажного особняка с колоннами у входа. Паппас открыл дверцу и предложил Фэди выйти. Они поднялись по ступенькам, и Паппас нажал кнопку звонка. Открылась дверь.
На пороге стояла Эзра…
Фэди не верил своим глазам. При чем здесь Эзра?.. Вчерашний скандал… Паппас…
А она как ни в чем не бывало улыбнулась своей неповторимой улыбкой и ласково промолвила:
— Добро пожаловать!
Обернувшись к Паппасу, она сказала:
— Вам звонили и просили предупредить, что задержатся не больше чем на полчаса. За это время господин Роланд мог бы осмотреть дом.
Фэди ничего не понимал: почему он должен осматривать дом? Сумасшедшим обычно не показывают психиатрическую лечебницу, заключенных тоже не водят для обозрения тюрьмы. И тех, и других после недолгих проволочек заключают в камеру или палату.
И при чем здесь, в конце концов, Эзра?..
А она между тем повела их по коридору, сказав:
— Слева мои комнаты. А справа…
Она открывала одну дверь за другой.
Несколько комнат как раз напротив жилища Эзры были пусты. Дальше шли гостиная, столовая, спальня, ванная. Наверху размещалась большая библиотека. Туда и привела их Эзра после осмотра первого этажа.
— Я подам кофе, — сказала Эзра. — Вам, может быть, чего-нибудь покрепче? — обернулась она к Фэди. — Я знаю, что господин Паппас с утра не пьет. Я поддержу вам компанию, — добавила она, точно желая приободрить Фэди.
— Не возражал бы против виски, — ответил он.
— Сию минуту.
Эзра быстро спустилась по лестнице.
Не успел Фэди осмотреться, как услышал стук каблуков по лестнице.
Эзра заварила чашечку кофе для Паппаса и палила виски Фэди и себе.
— За успех! — она улыбнулась Фэди и выпила.
Фэди закурил сигару, предложенную Паппасом.
— Я вас оставлю, — полувопросительно сказала Эзра Паппасу и, когда тот кивнул головой, вышла из комнаты.
Паппас уселся в кресло у журнального столика и указал Фэди место напротив.
— Может быть, еще выпьете? — спросил он.
«С ним надо быть осторожным, — подумал Фэди, — в трезвом уме». Но состояние подавленности после вчерашней выпивки не проходило. «Может быть, второй бокал поможет?»
— Не возражаю, — сказал Фэди. — Я чувствую себя неважно, перехватил вчера.
— Знаю, — ответил Паппас, наполняя бокал. — Это поможет, пейте.
Затем он взял со столика журнал и начал листать его с таким вниманием, точно находился в комнате один.
После второго бокала виски Фэди почувствовал себя лучше. Он тщетно пытался понять, зачем его привезли сюда и что его ждет. Спрашивать о чем-либо Паппаса бессмысленно: они говорят только тогда, когда считают это нужным, и молчат, не задумываясь над тем, нравится это человеку, попавшему в их лапы, или нет. Даже молчание входит очевидно в тщательно разработанную программу устрашения жертвы.
«Эзра… Почему она здесь? Может быть, и она из этого зловещего бюро, а бар — только для отвода глаз? Наверняка! Иначе откуда ее знает Паппас?
Но что собираются делать со мною? Может быть, готовят мне какое-нибудь гнусное предложение: стать осведомителем, шпионить за своими друзьями, знакомыми? Они думают, что я раздавлен, уничтожен и рассчитывают, что на все соглашусь, лишь бы удержаться на поверхности.
Нет, шалишь, я не продам свою совесть!
Но как ловко все это обставляется! Значит, и чистильщик обуви подослан ими? Тогда конец. Такое не прощают…»
Его размышления прервал звук шагов па лестнице. Дверь открылась, и в комнату вошел грузный мужчина.
