Произошло то, что Стоун предсказывал с самого начала. Он говорил, что за многие века сосуществования человек постепенно выработал очень точно сбалансированный иммунитет по отношению к большинству микроорганизмов. Сотни различных видов вирусов и бактерий обитают на коже, в легких, кишечнике и даже в крови. Потенциально все они смертельно опасны, однако человек постепенно приспособился к ним, и лишь некоторые из них способны теперь вызывать у него болезни.
Этим обеспечивалось весьма точно отрегулированное равновесие. С привнесением препарата, убивающего все бактерии, мы нарушаем равновесие, уничтожаем плод многих веков эволюции. Мы открываем путь сверхинфекциям, и перед нами возникает проблема новых микроорганизмов, вызывающих новые болезни.
Стоун оказался прав: все сорок человек умерли от ужасных и непонятных, ранее никогда не виданных болезней. У одного все тело с головы до ног раздувалось до тех пор, пока он не погиб от отека легких. Другой пал жертвой бактерии, в течение нескольких часов начисто разъевшей его желудок, третий был поражен вирусом, который превратил его мозг в желеобразную массу.
И так все сорок.
Йенсен был вынужден прекратить испытания препарата. Правительство, убедившись, что Стоун сумел понять суть дела, приняло его первоначальное предложение и наложило категорический запрет на любую информацию и любые опыты, связанные с калоцином.
С тех пор прошло уже два года. И вот теперь Бертон попросил дать ему калоцин…
– Нет, - повторил Стоун еще раз, - у вас не будет и одного шанса из тысячи. На время он, возможно, вас поддержит, но, как только мы лишим вас калоцина, вы не выживете…
– Вам-то легко говорить, сидя там, где вы сидите.
– Мне совсем нелегко. Поверьте…
Стоун вновь прикрыл микрофон рукой и повернулся к Холлу:
– Мы же знаем, что кислород подавляет рост штамма. Будем давать Бертону кислород - на время это поможет. Чуть-чуть покружится голова, зато он немного отдохнет и дыхание у него успокоится. Бедняга напуган до смерти…
Холл кивнул. Почему-то слова Стоуна поразили его. Напуган до смерти… Ему вдруг стало ясно, что Стоун натолкнулся на что-то чрезвычайно важное. В этих словах - ключ. В этих словах - ответ…
Он встал и пошел прочь.
– Куда вы?
– Мне надо подумать… - О чем?
– О том, что значит - напуган до смерти…
Напуган до смерти Холл вернулся к себе в лабораторию и уставился сквозь стекло на старика и младенца. Хотелось привести в порядок мысли, но они гнались друг за другом, кружась в бешеном темпе. Добиться логической стройности никак не удавалось, и испытанное только что чувство, что он на пороге открытия, исчезло.
Минуту-другую он не отрываясь смотрел на старшего своего пациента, а перед мысленным его взором мелькали стремительные картины: умирающий Бертон - рука прижата к груди, Лос-Анджелес в панике, повсюду тела, тела и взбесившиеся, вышедшие из-под контроля автомобили…
Тут он понял, что и сам напуган. Напуган до смерти. Он вспомнил эти слова.
Напуган до смерти.
В них был какой-то смысл, какой-то ответ. Но какой?
Неторопливо, принуждая свой мозг к методичности, он еще раз взвесил все, что знал.
Полисмен с диабетом. Полисмен, который подчас пренебрегал инсулином и впадал в ацидоз.
Старикан, взявший себе в привычку пить «Стерно», что вело к насыщению организма метилом и ацидозу.
Младенец, который… Который что? Откуда у него ацидоз?
Холл замотал головой. Во всех своих построениях он неизменно возвращался к этому младенцу - у того все было в норме, и никакой повышенной кислотности.
Он вздохнул. «Начни с начала, с самого начала, - сказал он себе. - Будь логичен. Если у человека обменный ацидоз - да любой ацидоз, - что с ним происходит?»
В его организме создается избыток кислоты. От такого избытка можно умереть, как, например, при впрыскивании в вену соляной кислоты.
Слишком много кислоты - смерть.
Но организм может уравновесить этот избыток. Учащением дыхания. Ибо тогда легкие станут выводить больше углекислого газа и количество угольной кислоты, образуемой углекислым газом в крови, несколько снизится.
Значит, есть способ избавиться от высокой кислотности.
Учащенное дыхание.
А «Андромеда»? Что происходит с этим штаммом, если у вас ацидоз и вы учащенно дышите?
Может быть, при учащенном дыхании штамм не успевает попасть из легких в кровеносные сосуды? Может быть, и так. Но, не успев даже довести мысль до конца, он покачал головой. Нет, не то. Здесь что-то другое. Какой-то совсем простой, элементарный факт. Нечто давно им известное. Только никак не удавалось ухватиться - что…
Итак, «Андромеда» проникает в организм через легкие.
Проходит в кровь.
Сосредоточивается в стенках кровеносных сосудов, особенно сосудов мозга.
Разрушает стенки.
Это ведет к свертыванию крови - или к внутреннему кровоизлиянию, сумасшествию и смерти.
Но, чтобы вызвать такое быстрое и сильное разрушение сосудов, нужно множество микроорганизмов. Миллионы миллионов их должны накопиться в артериях и венах. Вряд ли можно столько вдохнуть.
Значит, «Андромеда» размножается в крови.
Стремительно. С фантастической скоростью.
А если у вас ацидоз? Это приостанавливает размножение?
Может быть.
И снова Холл мотнул головой. У Уиллиса и у Джексона ацидоз - это одно дело. А у младенца?..
Ребенок совершенно здоров. Если он учащенно дышит, у него наступает алкалоз - ощелочение, уменьшение кислотности крови, а вовсе не ацидоз. Тут противоположная крайность.
Холл глянул сквозь стекло, и в этот миг ребенок проснулся. И почти немедленно залился плачем: личико посинело, глазенки сморщились, обнажились беззубые десны…
Напуган до смерти.
И потом птицы с их ускоренным обменом веществ, ускоренным пульсом, ускоренным дыханием. Птицы, у которых ускорены все процессы. Они ведь тоже выжили.
Ускоренное дыхание?
Так просто?
Он опять покачал головой. Нет. Не может быть.
Ожесточенно протер глаза. Сильно болела голова, он ощущал такую усталость… Мысль вернулась к Бертону, который в любую минуту мог умереть, наглухо запертый в своей секционной. Напряжение становилось невыносимым. Холл вдруг почувствовал, что им овладевает желание убежать, исчезнуть, спрятаться от всего этого…
Вспыхнул телевизионный экран, и на нем появилась лаборантка.
– Доктор Холл, - позвала она, - мы перенесли доктора Ливитта в лазарет.
– Сейчас приду, - машинально ответил Холл.
***
Он знал, что ведет себя странно. Никакой нужды осматривать Ливитта не было. С ним ничего уже не случится, и никакой опасности для его жизни нет. Просто Холл старался отогнать от себя другие, более срочные заботы. Когда он вошел в лазарет, ему стало стыдно.
