– И все?
– Есть еще подсобные рабочие, из местных. – Профессор махнул рукой куда-то за спину. – Там, за горой, у нас небольшая каменоломня, добываем известняк. Иногда передаем инсектоидам пойманных в здешних лесах животных – они высоко ценят костный материал…
«А людей?» – чуть не брякнул Олег, но вовремя прикусил язык, вспомнив предостережение Эль Гарро поменьше болтать. Он и так узнал достаточно, чтобы понять: этот добряк-профессор – типичный альтруист от науки, которого интересуют только его инсектоиды сапиенс, в то время как Хозяин Муравьев попросту использует жутких тварей как наемников. Судя по внешнему виду и любви к «костному материалу», инсектоиды могут выполнять самые разнообразные, как сказал бы профессор, функции – например, выслеживать и уничтожать тех, на кого укажет «директор маленького научно-исследовательского института».
Вслух Сотников это говорить не стал, а для поддержания разговора спросил:
– Скажите, а как вы с ними общаетесь?
– О, молодой человек, я вижу, вы начинаете понимать проблематику нашей работы. – Обрадованный профессор наполнил чашку Олега и с удовольствием продолжил: – Я начну издалека, если позволите. Человечество давным-давно пытается создать искусственных слуг. Вы помните то существо, что сделал Гефест по приказу Громовержца Зевса, чтобы охранять божественный огонь? Это был самый настоящий робот, но Прометей перехитрил его именно потому, что робот был безмозглым, он умел лишь выполнять ту программу, что заложил в него создатель. Тут мы подходим к проблеме искусственного интеллекта, к проблеме создания разума, подобного человеческому. Это интереснейшая тема, молодой человек, просто интереснейшая! – Глаза профессора заблестели. Он пододвинул к Олегу чашку и спросил: – Как понять, является ли компьютер, который, например, может обыграть человека, чемпиона мира, гроссмейстера, в шахматы, полноценно мыслящим? Как?
Сотников пожал плечами:
– Не знаю… Наверное, тесты какие-нибудь…
– Тесты – это хорошо, – кивнул профессор, – но они никогда не сумеют дать всю полноту картины. Я много лет думал над этой проблемой и пришел к мысли, что есть две сферы приложения разума, которые и являются индикаторами полноценного, так сказать, мыслительного процесса: сфера принятия решений и сфера творчества.
– Ну, обезьяны в зоопарках рисуют. – Олег помахал в воздухе рукой. – И решения принимают.
– У обезьян все основано на инстинктах, – отмахнулся профессор. – Это не то. Фактически инстинкты – те же программы, что закладываются в компьютеры. А теперь представьте ситуацию: в помещении находятся люди – мужчины, женщины, дети – и вот такой суперкомпьютер, который претендует на то, чтобы называться мыслящим существом. И вдруг вспыхивает занавеска! Возникает паника, люди кричат: «Пожар!», бестолково мечутся туда-сюда. Компьютер делает все правильно – он связывается с пожарными, организовывает эвакуацию и проделывает прочие необходимые действия. Но в этот момент один из мужчин берет со стола графин с водой и заливает пламя. Все, пожар ликвидирован, угроза миновала. Так кто из них двоих – мужчина, потушивший пожар, или компьютер – более мыслящий?
– Наверное, оба? – предположил Олег.
– Отнюдь! – Профессор довольно засмеялся. – Компьютер действовал согласно заложенной программе, но он не сумел абстрагироваться от нее, не сумел принять правильное решение – и выполнить его. Мужчина поступил так, как ему подсказала интуиция. При этом, замечу, он не думал о том, что в графине может оказаться, к примеру, крепкий алкоголь, который только усилил бы горение. Он просто совершил поступок. Вот такие спонтанные поступки и отличают по-настоящему мыслящее существо от ограниченно мыслящих объектов, руководствующихся инстинктами и программами. Понимаете?
– Кажется. – Олег вытер вспотевший лоб – в комнате было жарковато, да еще чай… – А эти… инсектоиды – они какие?
– Они, безусловно, мыслят, но тут другое. У этих существ коллективный разум. Отдельные особи – ворфы, например, – в своих действиях руководствуются программой, заложенной природой, и приказами управляющих, а вот капестанг – это настоящий мозг, такой же, как у вас и у меня, но с более широкими возможностями. Он может принимать решения, он способен к абстрактному мышлению и даже… – старик наклонился над столом, заглянул Сотникову в глаза, – умеет творить, создавая произведения искусства. Да, молодой человек, да, не удивляйтесь – я изучал трех капестангов, общался с ними, так вот, все они создавали скульптуры и рисунки. Конечно, это было весьма своеобразное творчество, учитывая, какие материалы они использовали, но…
– А какие материалы? – заинтересовался Олег.
– Собственные выделения, – улыбнулся профессор. – Нет, не то, о чем вы подумали, – эти существа выделяют переувлажненный кремнезем, что-то вроде глины. Из него они делают кубы и пластины, а когда те высыхают, либо вырезают фигуры, либо наносят изображения. И вот представьте себе – именно с помощью этих… произведений искусства мы и общаемся. Это своеобразное скульптурное письмо, да-да, объемный, трехмерный язык символов, который я изучил в совершенстве. Я по просьбе Николая Михайловича леплю из глины фигурки, передаю их инсектоидам, а они отвечают.
– Ничего себе! – покачал головой Олег.
– Подождите удивляться. – Воодушевленный профессор вскочил и забегал по комнате, размахивая руками. – Поскольку мозг инсектоида, даже если это рабочая особь, намного сложнее человеческого, ему доступны различные уровни передачи информации. Наши фигурки являются только первым, тактильно-осязательным, если можно так сказать, слоем, чем-то вроде приветствия и приглашения к разговору, а далее запускаются сложнейшие процессы, и общение переходит на ментальный, ну или, если хотите, телепатический уровень.
– Так они что, экстрасенсы, что ли? – удивился Олег.
– Ну, можно и так сказать. – Профессор остановился, выставив тонкий желтый палец, нацеленный на Олега. – И главное, молодой человек: это совершенно особый вид прогресса – не научно-технического, а биологического, понимаете? И никакая высоко– или низкомолекулярная чума его не сможет остановить! Говоря начистоту, если бы инсектоиды захотели, они захватили бы все обитаемые миры. У них невероятно высокая репродуктивная функция, они ее ограничивают искусственно.
– Как китайцы… – прошептал Сотников. Ему вдруг расхотелось пить чай и слушать профессора дальше – в мозгу возникли образы тысяч инсектоидов, сплошной лавиной катящихся по улицам Москвы. Монстры раздирали людей на куски, получая так любимую ими «костную ткань».
