– Да я помню, что ли?! Вот пристала! Про гвозди что-то. И про доски.
– Про гвозди и доски?
– То ли «Три гвоздя из гробовой доски Кеннеди», то ли…
Закончить я не успел. Она вдруг как заржет! По волосам меня потрепала, в щеку чмокнула, словно я дурачок какой-то, и вышла из комнаты кофе варить, я даже ничего и ответить не успел. Все-таки Лизка бывает иногда совершенно невыносимой. Но люблю я ее – больше жизни!
– Нет! – говорю, и кулаком по столу – бац. – Не будем мы деньги тратить на кармическую дурь! Я сказал – и точка!
– Как скажешь, солнышко, – откликается Лизонька из кухни, – как скажешь.
Процедура оказалась проще, чем мы думали, хотя заняла весь день. Лизонька дома работает, а мне – отгул брать, заявление писать. Пришлось причину указывать. Провожали меня всем офисом, желали удачи. Затем всю неделю спрашивали, нет ли результатов. А результаты раньше чем через неделю и не бывают – там же пока обработают, пока вычислят даты рождения и смерти, пока по международным базам пробьют, кто в эти даты рождался. Бывает, ничего и не находят. Но деньги не возвращают – там в договоре отдельный пункт на этот счет. В общем, неделю эту я провел как на иголках.
– Что ты так трясешься? – удивляется Лизонька.
– Мало ли что окажется, – ворчу я.
– Интересно, интересно! – говорит Лизонька и глазками блестит. – Скрываешь от меня что-то, поди?
– Да ну тебя… – обижаюсь я. – Сроду я от тебя ничего не скрывал, сама знаешь. Просто мало ли что окажется?
– Интересно, интересно, – говорит Лизонька, а сама под одеялом на меня заползает и руки на грудь кладет. – Расскажи-ка мне, чего ты боишься?
– Да ничего я не боюсь!
– Боишься! – говорит Лизонька. – Я же вижу!
– Ну… Вдруг окажется, что…
– Что?
– Не скажу.
– Давай, давай, – говорит Лизонька и по щеке меня треплет. – Выкладывай.
– Ну… Что я… Что я женщиной был, например, в прошлой жизни… Часто ведь такое бывает.
И смотрю на нее. А она как захохочет! Глазки блестят в темноте, и язык мне показывает.
– С каких пор, – говорит, – тебе женщины так неприятны стали?
– Тьфу ты, – говорю, – совсем с ума сошла? Я ж не об этом! Просто вдруг окажется, что у меня женская душа была… Да хватит смеяться уже!
– А какая разница? Ну, женская. А в позапрошлой жизни – может, снова мужская. Мне вот без разницы.
– Позапрошлую выяснять еще не научились, – ворчу я. – Не знаю, как тебе, а мне будет неприятно себя женщиной чувствовать в прошлом. Ну не смейся, пожалуйста!!!
– Вот дурилка, – говорит Лиза уже спокойно. – Ну какая ты женщина? У тебя даже комплексы обычные, мужские. У вас, парней, всегда так – что угодно случись, руки-ноги оторви, а страх один: только бы мужиком остаться, не геем и не бабой! Ты на себя посмотри. Конь двухметровый. Нос орлиный. Силища… Дай-ка руку! Руку, говорю, дай, не вырывайся! Напряги бицепс! Вот. Смотри, какая мышца – обе мои ладони не обхватят. Красавец. Бык породистый. А живот… Ну-ка напряг живот быстро! Где наши кубики? Ну-ка покажем кубики… Во-о-от наши кубики…
– Восемь лет атлетикой занимался, – говорю с гордостью.
– Знаю, милый, знаю. Ну а здесь что у нас такое? – говорит Лизонька. – Это что, я спрашиваю? Тихо, тихо, лежи! Лежать, сказала, укушу! Расслабься. Кто у нас тут женщиной боится оказаться с такой штукой? А?
Как всегда, в обеденный перерыв я позвонил Лизоньке.
– Привет, – говорю, – солнышко. Как дела?
– Приезжай вечером, не задерживайся, – отвечает Лиза. – Поговорим.
И у меня прямо сердце упало.
– Что случилось?!
– Нормально все. Приедешь – расскажу.
А я ведь слышу – голос странный. У меня на такие вещи интуиция.
– Лизонька! – говорю. – Скажи мне, что случилось! Или я сейчас все брошу и примчусь!
– Тихо, тихо. Просто съездила я за нашими результатами…
– Ну?! И?!
– Тебе, солнце, про кого больше интересно? Про меня или про себя?
Мне стало стыдно за свой эгоизм.
– Про тебя, конечно… – говорю.
– Ну так слушай, – отвечает Лизонька. – Покойная обитель моей скромной души звалась Долли Чикен. Мисс Долли Чикен. Англичанка. Муж мой сэр Самюэль Чикен был фермером. Жили небогато. Обожала его.
– Ну и пожалуйста, – говорю. – И пожалуйста… Ну и иди к своему Самюэлю…
– Господи! – фыркает Лизонька. – Самюэль умер давным-давно, раньше меня. Я нарыла в интернете его портрет – обхохочешься, ревнивец Отелло…
– Не знаю, – говорю, смутившись. – Извини. Просто не ожидал, что у тебя муж какой-то…
– Давай я тебя тоже ревновать буду? – ехидно спрашивает Лизонька.
– А я кто? К кому ревновать?
– Ого… – хохочет Лизонька. – Приедешь – расскажу. Сплошные фотомодели и дорогие проститутки.
– Опс… – говорю. – И кто я был?
– Не по телефону, солнышко, извини.
– Ну хоть намекни! Шпион? Актер? Кеннеди?
– Не по телефону. Вечером все расскажу. Не вздумай с работы сорваться – я еду по делам и буду не раньше десяти. Чао!
И вот. В прошлой жизни у моей души было имя дон Рамирес Гальега. Рамирес-Марио-Хуан Гальега. Родился в Эквадоре. Мать его была проституткой, а отец неизвестен. Детство маленького Рамиреса прошло в нищете, и он рано начал работать – разносил газеты, пиццу, но и в школе учиться успевал. А в четырнадцать лет ухитрился вместе с другом из богатой семьи открыть свою пекарню. Благодаря энергии молодого Рамиреса дела пекарни шли неплохо, но Рамирес заметил, что работать ему приходится за двоих, а деньги получает семья друга. Тогда он сбежал с полугодовой выручкой, устроившись юнгой на корабль. Так он попал в Колумбию, где купил дом и начал было учиться на врача, но это ему быстро надоело, и тогда Рамирес подался в партизаны. Три года о нем ничего не было известно. Затем появился в столице – рослый и возмужавший. Начал работать у мелкого криминального дельца. Вскоре делец при странных обстоятельствах попал в перестрелку, а восемнадцатилетний Рамирес взял его дела в свои руки. Карьера дона Гальеги пошла в гору – это оказался самый хитрый и успешный кокаиновый барон, державший в кулаке всю Колумбию. Жил он в основном в Америке, в Лос-Анджелесе, кружа голову дамам высшего света. Со временем Рамирес прибрал к рукам большую часть наркооборота Латинской Америки и успешно покорял Штаты. Тогда по сговору международных синдикатов Рамиреса было решено тихо убрать. Но заносчивый латинос сумел всех перехитрить и здесь. Остается непонятным, как ему удалось взять под контроль заказ на самого себя, но факт остается фактом: наемники были уверены, что стреляют в кортеж Рамиреса, а под пули попали два крупных авторитета Америки. Америка ему этого не простила. На Рамиреса была объявлена самая настоящая охота, но он удачно скрылся – следующие пять лет никто о нем не слышал, хотя делами Латинской Америки он продолжал заправлять. Судя по слухам, Рамирес готовил серьезный реванш. Помешала трагическая случайность. Погожим июльским днем Рамирес пересекал океан на личном самолете, а у пилота произошла остановка сердца. Позже выяснилось, что пилот болел давно, но скрывал это от Рамиреса. Известно, что Рамирес, никогда прежде не бывавший в кабине пилота, сумел взять управление, практически выйти из пике и даже послать в эфир сигнал бедствия (о подробностях трагедии узнали в основном с его слов). Но было поздно: самолет ударился о поверхность океана, и сплющенная груда металла ушла на дно… Если онлайн-переводчик сумел правильно перевести статьи на русский, то это практически все, что известно в мире о доне Рамиресе Гальеге.
