— А вы? Чем занимались вы?
— О, я счастливчик! Межобластной республиканский отдел научной организации труда… Боюсь, эти слова тоже маю что вам скажут… Если говорить проще, я занимался разработкой планов социального развития для угольных шахт, но мне приходилось заглядывать и на заводы железобетонных изделий. Именно там зарабатывал на жизнь Альвиан. Мне, несомненно, пришлось легче… Если уж быть до конца откровенным, в те сложные времена я попросту поторговывал своим личным историческим опытом — всякие там популярные статейки, они имели успех, а я, соответственно, имел место в гостинице и кусок хлеба.
— А Альвиан?… Как можно разрабатывать мировые законы, самоуничтожая себя в пропарочной камере?
— Пересмотрите еще раз архив вашего прадеда. Никто добровольно не полезет в такую камеру, но ведь Альвиану надо было есть. Над мировыми законами он работал в те часы, когда человеку полагается отдыхать. Это трудно сейчас представить, доктор Хайдари, но когда-то было и так… Да и какой отдых, если ты вдруг прозрел, если вдруг увидел живое движение истории, понял, когда всплеснется великий пик, а когда начнется неумолимый спад. Эти нарастающие по крутой экспоненте изменения, наконец это взрыв на почти нестерпимой ноте!.. Альвиан сделал правильный вывод: всплески на горизонтальной оси вызываются вовсе не течением времени — это скорость изменений в технологии общественного труда. Человека уже не хватает на его профессию, его профессия дробится на множество самостоятельных дел, возникают все новые и новые, все более и более узкие специальности. А человеку, доктор Хайдари, свойственно осознавать свой труд. Человек теряется, не видя цепи процесса. Либеры отторгают МЭМ вовсе не потому, что он им мешает, нет, просто МЭМ видит то, чего уже давно не видят они, а они хотят видеть сами. Отсюда эти странные прыжки в пропасть, туманы запахов и героические реалы. Сложность. управления производством прямо пропорциональна квадрату числа звеньев управления. Это знал уже Альвиан… А встретил я его действительно случайно. Ночью, на железнодорожном вокзале. Мы оказались соседями но скамье. Собственно, Альвиан жил на этой скамье. К тому времени, ведя борьбу за свою теорию, он потерял все — семью, дом, работу. Я сумел вытащить его из отчаяния, пристроил в свой отдел, познакомил с вашим прадедом. Оценив закон Альвиана, я поклялся быть его вестником. И ваш прадед, и Альвиан, конечно, посмеивались над моими причудами. Они знали, что любой вестник смертен. Я не спорил, а просто соглашался быть той бутылью с запиской, которую бросают в бушующий океан с борта гибнущего корабля… Я, конечно, не очень-то привлекательная бутыль, — криво усмехнулся он, — зато я прочнее, чем можно подумать…
Они помолчали.
— Но почему вы решили, что вас вывел на меня МЭМ?
Ага Сафар равнодушно пожал плечами:
— Не все ли равно? Ведь главное, я перед вами, а вы член Совета, доктор Хайдари. Разве вы не доведете до сведения Совета содержание наших бесед?
Доктор Хайдари промолчал.
— Об одном прошу. — все так же равнодушно добавил Ага Сафар. — Уходя, запирайте Папия. Боюсь, однажды он все-таки доберется до меня и сунет в утилизатор. И Альвиан, и ваш прадед сочли бы меня предателем, окажись я там.
Ее уже проводили.
Машинально поправив сбившееся на плече кимоно — символ и знак матери — Зита с некоторым недоумением обернулась к сияющему спектролитом, укрывшемуся среди дубов госпиталю.
Трогательный госпитальный Папий Урс, внимательный, все чувствующий, даже несколько смешной в неукротимом желании помочь, угодить, в третий раз отыграл незатейливую, но радующую мелодийку «Прощание до скорой встречи». Он привык это делать, это правда было смешно, и Зита негромко рассмеялась.
Краем глаза она еще видела силуэт госпитальной сестры. Сестра, улыбнувшись, помахала Зите рукой — до свидания! Сестра по опыту знала: молодые матери не спешат, они хотят длить этот момент. Чувство естественной гордости, глубочайшее внутреннее удовлетворение, внушаемое коррекцией, поддерживают молодых матерей, дают им, право не торопиться. Куда торопиться? Зачем? Ведь главное назначение выполнено. За Зитой, кстати, никто не прилетел — это было ее желанием. Она заранее подчеркнула, настояла на том, что из госпиталя уйдет сама. Да и Ждан был уже на «Гелионисе».
Хриза Рууд: реформа Общей школы необходима. Хриза Рууд: будущее формируется Общей школой. Хриза Рууд: будущее будет таким, каким его сформирует Общая школа.
Новый реал Гумама. Сюжет «Сэнсея» подсказан человеком, прожившим другую жизнь.
Возможен ли мир без МЭМ? Южные либеры считают: возможен.
Индекс популярности: Хриза Рууд, либер Накэтэ, доктор Чеди, доктор Хайдари, Ри Ги Чен, Гомер Хайдари, Г.Чорон, Т.Золкин, Любовь Соломка, Гумам.
Зита горделиво улыбнулась. Она торжествовала: Хриза Рууд занимает первую ступень индекса популярности. Общая школа движется к реформам, либеры не теряют популярности, реалы Гумама, как всегда, волнуют поклонников.
Светлый мир, светлый…
И все же какая-то малость, какая-то тучка на горизонте, какой-то мышиный хвостик, настолько мизерный, что за него и не ухватишься — что-то ныло в душе, мешало Зите. К гордости, радости, глубочайшему внутреннему удовлетворению подмешивалось, черня день, темное неясное чувство потери.
Потери?
Какой потери?
Зите все продолжало нравиться: бескрайний зеленый парк (она его весь исходила), резные вычурные дубы (их листья шуршали под ногами), трава…
Она повторила вслух:
— Светлый мир, светлый…
И прислушалась к тому, как прозвучал ее голос.
Голос прозвучал хрипло и неуверенно.
Недавно прошел дождь. Настоящий дождь. Он прибил траву, листву, ветви, теперь все оживало, расправлялось. Свежесть, запах теплой влажной земли — все дарило Зите радость, гордость, удовлетворение. Но и… тревогу.
Светлый мир, светлый…
Зита чувствовала себя счастливой. Она сделала все, что могла. Она реализовала свою мечту. А та неясная тучка на горизонте, серое пятнышко, что назойливо темнило ее смеющуюся душу, сосущая томительная тревога, что никак не отпускала, обессиливала ее — это все пройдет, это всего лишь реакция на пережитое. Еще один восстановительный сеанс в Центре коррекции, и все пройдет, все встанет на свои места и будет как прежде.
«Как прежде…»
Она повторила эти слова вслух и… вспомнила!
Как? Она одна? Ее сын остался в госпитале?!
