Шимрод поднялся со скамьи, подошел к ней и тихо сказал: «Я здесь, моя мечта!»
Улыбаясь своей загадочной полуулыбкой, она искоса, через плечо, следила за его приближением и медленно, будто нехотя, повернулась к нему лицом. Шимрод подумал, что здесь, на ярмарочном лугу, она выглядела более самоуверенно — без всякого сомнения, теперь перед ним было создание из плоти и крови, а не абстрактное обворожительное сновидение. Незнакомка мелодично произнесла: «Я тоже пришла — как обещала».
Утомленный длительным ожиданием, Шимрод не удержался от суховатого замечания: «Ты не торопилась на свидание».
Красавицу его жалоба только позабавила: «Я знала, что ты дождешься».
«Если ты пришла только для того, чтобы надо мной посмеяться, мне это не доставит удовольствия».
«Так или иначе, я здесь».
Шимрод разглядывал ее с аналитической бесстрастностью, по-видимому, слегка ее раздражавшей.
«Почему ты так на меня смотришь?» — спросила она.
«Хотел бы знать, чего ты от меня хочешь».
Она печально покачала головой: «Ты настороже. Ты мне не доверяешь».
«Если бы не так, ты сочла бы меня глупцом».
Она рассмеялась: «Галантным и безрассудным глупцом, однако!»
«Увы, с моей стороны было галантно — и даже безрассудно — согласиться на такое свидание».
«Во сне ты был доверчивее».
«Значит, тебе тоже снилось, что ты шла мимо меня по песку?»
«Как я могла бы явиться тебе во сне, если бы ты тоже не являлся мне во сне? Зачем все эти вопросы? Ты — Шимрод, я — Меланкте. Теперь мы вместе — что еще нам нужно в этом мире?»
Шимрод взял ее за руки и привлек к себе почти вплотную; воздух между ними наполнился ароматом фиалок: «Каждый раз, когда ты говоришь, обнаруживается новый парадокс. Откуда ты знаешь, что меня зовут Шимрод? Во снах я не называл имен».
Меланкте рассмеялась: «Глупости, Шимрод! Разве я могла бы забрести в чей-то сон, если бы не знала имени того, кому я снилась? Это противоречило бы любым представлениям о приличии и пристойности».
«Достойная удивления, неожиданная точка зрения! — заметил Шимрод. — Трудно понять, каким образом ты вообще позволила себе такую смелость. Во снах, знаешь ли, пристойностью и правилами приличия часто пренебрегают».
Наклонив голову, Меланкте поморщилась и подернула плечами, как шаловливая девчонка: «Я как-нибудь позаботилась бы о том, чтобы не появляться в непристойных снах!»
Шимрод отвел ее к скамье, стоявшей поодаль от ярмарочной толпы. Они сели, повернувшись друг к другу и почти соприкасаясь коленями.
«Я должен знать правду, всю правду!» — заявил Шимрод.
«Почему, Шимрод? Зачем тебе правда?»
«Если я не буду спрашивать — точнее, если ты не станешь отвечать на мои вопросы — как я смогу избавиться от опасений? Как я смогу тебе доверять?»
Она чуть наклонилась к нему — и снова он уловил пьянящий аромат фиалок: «Ты пришел по своей воле, чтобы встретиться со сновидением. Разве это не говорит о доверии само по себе?»
«В какой-то степени. Ты обворожила меня. Я охотно подчинился твоим чарам. Во сне я чувствовал мучительное желание завладеть твоей красотой и твоим сознанием — это желание не покинуло меня и наяву. Явившись на свидание, мы тем самым связали себя молчаливым обетом, обетом любви».
«Я ничего не обещала».
«Я тоже ни в чем не клялся. Но отныне мы должны провозгласить обет любви, чтобы все предстало в истинном свете».
Меланкте неловко рассмеялась и слегка отодвинулась: «Не нахожу слов. Что-то не позволяет мне их произнести».
«Целомудрие?»
«Можно назвать это и так».
Шимрод снова взял ее за руки: «Если нам суждено стать любовниками, о целомудрии придется забыть».
«Дело не только в этом. Мне страшно».
«Чего ты боишься?»
«Мне трудно об этом говорить».
«В любви нет места страху. Тебе нужно избавиться от опасений».
«Ты взял меня за руки», — тихо сказала Меланкте.
«Да».
«Меня никто раньше не брал за руки».
Шимрод заглянул ей в лицо. Розово-красный рот на ее бледнооливковом лице завораживал своей подвижностью. Он наклонился и поцеловал ее — хотя она могла бы и отвернуться, чтобы избежать поцелуя. Ему показалось, что он почувствовал, как задрожали ее губы.
Она отстранилась: «Это ничего не значит!»
«Это значит только то, что мы поцеловались — так делают все любовники».
«На самом деле ничего не случилось!»
Шимрод недоуменно покачал головой: «Кто кого соблазняет? Если мы стремимся к одному и тому же, зачем столько недоразумений?»
Меланкте пыталась ответить, но не могла. Шимрод снова привлек ее к себе и снова поцеловал бы, но она отвернулась: «Сперва ты должен оказать мне услугу».
«Какую?»
«Это очень просто. Недалеко, в лесу, открывается дверь в иной мир — он называется Айрерли. Один из нас должен войти туда и вернуться с тринадцатью разноцветными бриллиантами, пока другой сторожит вход».
«Похоже, что это опасная затея. По меньшей мере для того, кто войдет в иной мир».
«Поэтому я к тебе и пришла, — Меланкте поднялась на ноги. — Пойдем, я покажу».
«Сейчас же?»
«Почему нет? Вход недалеко, в лесу».
«Что ж, пойдем!»
Меланкте нерешительно медлила, с сомнением глядя на Шимрода. Он слишком легко подчинился ее требованию. Она ожидала, что он станет умолять, протестовать, ставить условия, навязывать ей обязательства, от которых, по ее мнению, ей до сих пор удавалось уклониться.
«Следуй за мной», — сказала она в конце концов.
По едва заметной тропе она повела его в рассеянную лесную тень. Шимрод шел по извилистой тропе за воплощенным сновидением, перешагивая через трухлявые бревна, обросшие многоярусными бородатыми грибами, минуя душистые поросли чистотелов, анемонов, аконитов и колокольчиков. Звуки ярмарки становились все тише и смолкли — они остались вдвоем.
Вскоре они оказались на небольшой тенистой поляне, окруженной высокими березами, ольхой и дубами. Здесь, среди десятков белых лилий-амариллисов, начиналось обнажение черного крупнозернистого камня с блестками кварца, постепенно возвышавшееся, пока оно не становилось невысокой скалой. Скала кончалась отвесным обрывом — стеной черного камня, и в эту стену была вделана окованная железом дверь.
Шимрод прислушался, присмотрелся к деревьям, окружавшим поляну, взглянул на небо — но не заметил ничего подозрительного.
Меланкте подошла к двери и отодвинула тяжелый засов. Дверь распахнулась — за ней оказалась глухая каменная стена.
Остановившись поодаль, Шимрод наблюдал за происходящим с вежливым любопытством, не проявляя никакой инициативы.
