Один раз Ирв пользовался Дырой в Храме Нолу, решив, что там он лучше защищен от посторонних глаз, — в закрытом помещении уж точно никто не увидит, как он путешествует в четвертом измерении. Но окружающая обстановка давила, оказывая на него гнетущее действие, — разговор с Нолу был не лучшим его воспоминанием, Ирву было не слишком приятно находиться в Храме. И после он больше уже не приходил сюда, пользуясь той Дырой, у стражей, через которую перемещался в первый раз.
Глядя на оболочку мира, Ирв видел и ту Дыру, через которую он попал в этот мир. Она была далеко, и, в общем-то, ничем не отличалась от других. Но все же это была не простая Дыра, а та самая, которая хотя бы раз точно открывала Дверь на Землю, и та самая, которая проглотила его, заперев здесь. Ирв поглядывал на нее с двойным чувством: с надеждой, потому что однажды она уже была дорогой на Землю и могла стать ею еще раз, и с грустью или даже неприязнью — она оставила его здесь.
Впрочем, теперь Ирва уже не так тяготило пребывание в этом мире. Вернее, сам мир не был уже так ненавистен ему. Теперь это снова стал просто один из многих других миров, а не так, как раньше, когда Ирв не мог и шагу ступить отсюда. Теперь, бывая в других мирах, Ирв воспринимал этот как отправную точку, как некое место, где просто начинаются его путешествия в неизвестные пространства. Должно же где-то быть такое место, иначе сложно будет каждый раз искать ночлег и пищу.
Кстати, о пище. В какой-то момент Ирв вдруг обнаружил, что у него кончаются деньги и скоро просто не на что будет покупать продукты. Он задумался, не зная, что делать. После всего, что произошло, как-то несерьезно было бы снова идти таскать мешки. Ирв не знал, как быть. Но ему помог случай.
Бывая в других мирах, он, конечно, видел там различные предметы, которые раньше собирал и приносил на Землю, когда был сталкером. Сейчас он просто не обращал на них внимание — зачем они? Ведь зартам не продашь вещь из другого мира — если они узнают о его походах в четвертом измерении, то ему может не поздоровиться. Но однажды Ирв наткнулся на эки-глок, буквально наступил ногой на него, когда был в другом мире. Эки-глоку, конечно, ничего не сделалось, но Ирв, размышляя перед этим о проблеме денег, вдруг подумал, что если продать эки-глок, то это не должно вызвать подозрений — эки-глоки ведь есть в мире зартов, и поэтому никто не подумает, что Ирв принес его из другого мира. Хорошая мысль! Ирв подобрал эки-глок и потом, вернувшись в зартский мир, пошел в город.
Придя в магазин, он положил эки-глок на прилавок перед зартом-хозяином и, как смог, объяснил, что хочет продать его. Зарт с некоторым недоверием взял эки-глок в руки, взвесил на ладони, придирчиво глядя на него, потом быстро, на долю секунды, приложил его к голове и постоял, прислушиваясь к своим ощущениям. Затем глянул на Ирва и, ничего не говоря, отсчитал ему деньги, взяв эки-глок себе. Ирв посмотрел: зарт дал ему почти в три раза меньше той стоимости, по которой сам продавал эки-глоки. Ирв покачал головой, но не стал возражать. Бог с ним, все равно выбирать не приходилось, к тому же эки-глок был достаточно дорогой вещью, и даже трети стоимости Ирву могло хватить надолго, учитывая его довольно скромные запросы. На часть денег он сразу купил продукты и, выходя из магазина, подумал, что можно будет продавать еще и двигалки, которые тоже были в этом мире.
В общем, проблема денег была решена. Оставалось только качать головой, что способ был фактически такой же, как и на Земле: и здесь Ирв опять стал профессиональным сталкером. Вот так.
Теперь он нечасто ходил к пустынникам — другие миры привлекали его гораздо больше, чем разговоры с бестелесными животными. Да и большую часть времени он проводил, наблюдая Двери, открывающиеся в ближайших Дырах, следя, не появится ли там его мир. Но еще в самом начале, когда он только начал использовать Кристалл Мерцания, Ирв побывал у пустынников.
Вернувшись из того первого перемещения в другой мир, он оставил Кристалл дома и пошел к стражам. Он не стал дожидаться ночи — ему не терпелось расспросить пустынников о свойствах, возможностях Кристалла Мерцания, теперь, когда он проник в его мир.
Ирв подошел к стражам и присел на землю, ожидая появление говорящей тени. Но пока никого не было, мысли о Лие занимали его. Он думал о ней с грустью и щемящим чувством потери. Конечно, он мог бы снова быть с ней, и она, скорее всего, не стала бы возражать, но после того утра он чувствовал, что уже не может относиться к ней по-прежнему. Сложно испытывать к птицеящерице те же чувства, что и к человеку. Хотя, конечно, он всегда знал, что она не человек. Но одно дело знать, а другое…
Он помнил, как увидел ее в обличье птицеящерицы. После того как столько времени знал ее в облике человека, прекрасной женщины, и думал о ней, как о единственном, кроме себя, человеке в этом мире. Господи! Как же хорошо было с ней всегда! И тем больнее оказалось падение. Когда они были на небесах, а потом оказалось, что она… В общем, его мечта оказалась птицеящерицей. Да, пожалуй, действительно было похоже, что он свалился с небес в то утро. Больно было падать с облаков.
За всеми этими размышлениями Ирв не заметил, как пустынник появился перед ним.
— Вы мыслите нелогично, — сказал Пустынник.
И Ирв улыбнулся, узнав «своего» Пустынника.
— Да? — сказал Ирв. — Почему?
— Вы ведь всегда знали, что она Дева, которая может принимать разные обличья. А поскольку она живет среди зартов, то чаще всего это обличье зарта. И скорее человеческий облик является для нее необычным и исключительным случаем, чем внешность птицеящерицы.
— Так что с того? — сказал Ирв. — Я ведь видел ее только в обличье человека, женщины.
— Да, но вы знали, что она другая.
— Знал, — согласился Ирв.
— Тогда что же так удивило вас?
— Это не удивление, это другое.
— Что другое?
Ирв пожал плечами.
— Не знаю. Не удивление, не тем более отвращение… Неприязнь, пожалуй, тоже не то. Ложь, может быть, но тоже не совсем верно, — она ведь не обманывала меня. Скорее, я сам лгал себе, считая ее человеком, а потом она уличила меня в этой лжи.
— Она уличила вас в том, что вы лгали себе о ней? — спросил Пустынник.
— Да, — грустно улыбнулся Ирв, — наверное, так. Хотя это и звучит довольно странно. Сказка кончилась, как это ни печально. Она сама разрушила мою сказку о ней.
— Вы мыслите нелогично, — снова сказал Пустынник. — Нельзя обижаться на нее за то, что она вернула вас к правде.
— Вывела на чистую воду, хочешь сказать? — с улыбкой проговорил Ирв. — Пожалуй, что да. Только вода оказалась уж очень холодной и слишком чистой, бесцветной. Мне было гораздо приятнее в той, которую я сам раскрасил для себя.
