«Двенадцать тысяч двести девяноста два планетарных года с момента проведения первой социальной коррекции. Две тысячи пятьдесят три планетарных года с момента запуска первой организации Хранителей».
«Двенадцать тысяч… Стандартная минута, в течение которой я пинками гнал людей от примитивных охотников и землепашцев к индустриальной цивилизации. А до того можно вспомнить около десяти лет контролируемой эволюции и почти час внедрения человеческого генотипа в чужеродную среду. Имел ли я право, Робин?»
«Вопрос некорректен. Он подразумевает дееспособность объекта воздействия. Ни один из видов высших приматов, добавленных тобой к биосфере, не обладал разумом».
«Я не приматов имею в виду. Я создал разумных существ, наделенных свободой воли, а потом отказал им в праве развиваться самостоятельно. Исключительно по прихоти навязал им вектор движения. Да, я сэкономил им тысячи лет на низших ступенях развития, но что в результате?»
Резкий шквал налетает на Хранителя, пытается сорвать с него рубашку – и разочарованно проносится дальше.
«Что молчишь, Робин?»
«Не распознано ни одного вопроса или утверждения, требующего ответа. Риторические вопросы не в счет».
«М-да. Салага. Воспитывать тебя еще и воспитывать… Все, хватит бессмысленных рефлексий. Робин, мне нужно озарение. Что-то, способное радикально переменить ситуацию в Ростании».
«Мы уже обсуждали варианты смены общественного строя».
«Как я сказал, я не намерен реализовать планы с индексом Центура выше трехсот тысяч».
«Минимальный индекс по рассматриваемым вариантам – восемнадцать миллионов. Остальные еще хуже».
«И я о том же. Нужно считать дальше».
«Я запрашивал дополнительные вычислительные мощности. И ты обещал открыть доступ к дополнительным данным. Не забыл?»
«Я не умею забывать, к большому моему сожалению. Руки не доходили. Ну, давай займемся. Режим обслуживания с внешним контролем, двойное подтверждение».
«Принято. Робин засыпает… Системный монитор активен. Процессы вне нулевого уровня заморожены. Состояние текущих операций сохранено. Ядро переведено в минимальный режим. Система ожидает действий оператора».
«Сканирование доступных вычислительных мощностей».
«Завершено. Обнаружено и добавлено двенадцать процессинговых областей. Вещественные помехи в областях три и семь… скорректировано. Новые мощности подключены к системе».
«Сканирование доступных баз данных».
«Завершено. Обнаружены новые базы. Проверка целостности завершена, ошибок не обнаружено. Новые индексы по темам „история“, „социология“, „социопсихология“, „историческая экономика“ успешно интегрированы в существующую структуру».
«Вернуться в штатный режим работы».
«Система функционирует в штатном режиме. Робин снова здесь».
«Замечательно. Ох… идиот».
«Не понял?»
«Я идиот. Удостоверься, что никто из Хранителей не способен добраться до новых данных».
«Права доступа пересчитаны. Джао, у тебя входящий контакт».
«Кто?»
«Тилос. Он говорит, что хочет с тобой поговорить, лично, но не может связаться».
«Прямо сейчас поговорить?»
«Он заметно нервничает. Он все еще относится к тебе с почтением и не стал бы беспокоить по пустякам».
«Хорошо. Пусть приходит».
«Координаты переданы».
Соленый ветер налетает с моря, бросая в лицо пахнущие йодом брызги. Скользит невидимая тень, шелестит мембрана двери челнока. Из ниоткуда появляется еще одна человеческая фигура.
— Здравствуй, — напряженным тоном говорит стажер. — Я не вовремя?
— Сейчас момент ничем не хуже любого другого, — ободряюще улыбается ему Джао. — Что-то случилось?
— М-м… не знаю, — стажер отворачивается и тоже поставляет лицо морскому бризу.
Джао не торопит его.
— Фарлет, — наконец произносит Тилос.
— Он опять ведет себя странно, — понимающе кивает Джао.
— Да. Он просто сидит, уставившись в стену, и почти не реагирует на вопросы. А когда все же отвечает, то сквозь зубы. Джао, я что-то не так сделал? Обидел его? Почему он мне ничего не говорит? А откуда ты знаешь? — вдруг спохватывается парень.
— Ты ни при чем. У него… старые воспоминания. Обычно он старается контролировать себя, но иногда они вдруг подступают к горлу так, что блевать хочется. Он так говорит.
— Воспоминания?
— Он не рассказывал тебе о прошлом? Как стал Хранителем?
— Н-нет… Ну, то есть упоминал какую-то лабораторию…
— Двенадцать лет назад Джоэл Корунэ был военным химиком. Майором. Не просто офицером, а разработчиком боевых отравляющих веществ. Работал в номерном ящике в Каменном Поясе. Они испытывали газы на обезьянах и свиньях, но однажды им привезли людей. Преступников, приговоренных к смерти. Он отказался пустить газ в камеру, но мерзавец-начальник лаборатории открыл вентиль сам. А его заставил смотреть под дулом пистолета.
— Он еще жив? Начальник?
— Им следовало сразу арестовать Джоэла. Или немедленно уволить и выбросить с территории. Но они решили, что он сломался, и оставили его без пригляда. А он – очень хороший химик. Я не знаю точно, что он сделал, но в тот же день взорвалась цистерна с бензином. Огонь перекинулся на танки с горючими соединениями, те сдетонировали, и через час от всего лабораторного комплекса остались только дымящиеся руины. Погибло больше тридцати человек, включая начальника. К тому моменту Джоэл давно прошел через отборочные фильтры, и его намеревались сделать одним из нас, но задержались, чтобы проверить его поведение в такой вот ситуации. Проверили, как видишь.
— Он все еще переживает?
— Он винит себя в том, что не остановил начальника. И в том, что погибли его друзья. Он тащит на себе груз тридцати пяти смертей, и никакая психокоррекция не помогает. Как я уже сказал, обычно он держится, но иногда на него находит такое состояние, как сейчас.
— Вот как… — Тилос садится на камень, к подножию которого подкрадывается прибой, обхватывает себя руками, словно защищаясь от холода, и прикрывает глаза. — Джао, разве в Ростании проверяют химическое оружие на людях?
— Разумеется. И в Сахаре тоже.
— Почему мы не вмешиваемся?
— А почему мы вообще допускаем существование химического оружия? Биологического? Боеприпасов объемного взрыва, кассетных бомб? Армии? Войн? Семен, тебе же объясняли: свобода воли дана людям вовсе не для того, чтобы мы могли отобрать ее. А свобода подразумевает в том числе возможность ошибаться и творить зло.
— Но ведь людей убивают!
— В Ростании применяется смертная казнь, если ты еще не забыл. Не менее восьмидесяти раз за год. Какая разница, как убьют человека – пулей или ядом?
