– Но мы оказались не такими, как вы нас представляли? – спросил Широков.
– Нет, я не могу этого сказать. Но я не помню теперь, как представляла вас раньше. Когда я вас увидела, мне показалось, что вы именно такие, о каких я мечтала. Вероятно, это не так. Но я забыла прежнее.
Она замолчала. Широков лежал неподвижно, взволнованный ее искренностью.
– Я люблю вашу Землю, – снова заговорила Дьеньи. – Всегда любила, хотя и не видела ее, а до последнего времени и не знала, существует ли она на самом деле. Люблю людей Земли. Ваши девушки мои сестры. Вы говорили, что у вас вся растительность зеленого цвета. Мне кажется это прекрасным. Зеленый цвет! Цвет нашей свободы. Земля! – произнесла она, почти правильно выговаривая это слово, но с невыразимой прелестью смягчая звуки русского языка. – Вы скоро вернетесь туда. Покинете Каллисто, и кто знает, увижу ли я еще раз людей Земли. И мне захотелось, чтобы вы унесли с собой, к вашему Солнцу, что-то от меня. Чтобы всегда это что-то было с вами, чтобы его нельзя было потерять. Вот и все. – Она порывисто встала. – Это смешно, я знаю.
– Дьеньи, – сказал Широков. – Кто мешает вам лететь с нами на Землю? Я хотел бы, чтобы вы всегда были со мной, – вырвалось у него.
Он с волнением ждал ее ответа. Ведь то, что он сказал, было признанием.
– Не говорите этого, – прошептала Дьеньи. – Может быть, у вас так принято, но у нас первой должна сказать девушка. Я сама скажу вам, когда придет время. Поймите меня!
И она быстро вышла из комнаты.
Широков закрыл глаза. Чувство бесконечного спокойствия наполнило все его существо. Он знал, был уверен, что правильно понял ее ответ.
Дьеньи уже сказала.
Инъекция каллистянской крови не вызвала никаких осложнений. Широков и Синяев чувствовали себя на следующий день совершенно здоровыми. Но все же Бьиньг повторил вчерашнее указание, – несколько дней они должны провести дома, не выходя на улицу.
– Больше двух месяцев мы находимся на Каллисто, – сказал Синяев, – но еще ничего не видели. Мы знаем о планете не больше, чем знали на Земле.
– Два месяца, – ответил Широков, – это еще не так много. Впереди шестнадцать месяцев. Я опасаюсь, что мы вообще не увидим Каллисто.
– Ты думаешь, что переливание…
– Это только опыт. С равными шансами он может и удаться и не удаться.
– Тогда не будем терять времени. Каллистяне утверждают, что можно увидеть все, что угодно, не выходя из дома. По экрану. Воспользуемся этим способом. Произведем, так сказать, предварительное знакомство с Каллисто. Это нам не помешает, скорей наоборот, если все опасения окажутся ложными.
– Не возражаю. Кто же будет руководить этой экскурсией?
– Конечно, наши друзья – Гесьянь, Бьесьи, Диегонь, Дьеньи…
– Если они не заняты.
– Мне кажется, что все наши знакомые считают своей основной работой обслуживать нас, – засмеялся Синяев. – Как просто у них получить трудовой отпуск.
– Это уже несправедливо. А разве у нас, на Земле, мы не получили такой отпуск для обслуживания каллистян? Чем ты занимался все девять месяцев их пребывания у нас?
– Упрек справедлив, – сказал Синяев. – Я сказал не подумав. Включай экран!
Гесьянь, очевидно, с кем-то говорил. Когда Широков назвал его имя, экран слегка потемнел.
– Рьиг Диегонь! – сказал Широков, вторично нажимая кнопку.
К экрану подошла Дьеньи.
– Отца и деда нет дома, – сказала она. – Я сейчас прилечу к вам. С большим удовольствием. Связь с Гесьянем не включалась долго.
– Держу пари, – сказал Синяев, – что он беседует о нас с Бьиньгом или другим каким-нибудь врачом. Ни о чем, кроме нашего здоровья, Гесьянь сейчас не думает.
– Принимаю пари, – ответил Широков. – На вечернее купание. Кто проиграет, ляжет спать без него. Синяев поморщился.
– Тебе будет трудно спать, – сказал он.
– Мне? Ничуть не бывало. Без купания ляжешь ты.
– Очень жесткое условие.
– Ага! – засмеялся Широков. – На попятный! Ну, так и быть. Если ты проиграешь, я прощу проигрыш из медицинских соображений.
Экран Гесьяня наконец освободился.
– Бьесьи нет, – сказал молодой врач. – Она улетела в Куссуди, к дочери. Я только что говорил с ней. Широков бросил на Синяева насмешливый взгляд.
– А вы?
– Ну, разумеется, прилечу к вам. Только, по-моему, надо пригласить инженера. Мне будет трудно давать объяснения по техническим вопросам.
– Потому мы и хотели Бьесьи, – сказал Синяев. – Кого же тогда?
– Позовите Линьга, – посоветовал Гесьянь. – Мьеньоня и Ньяньиньга нет в Атилли. Они отправились с Диегонем на остров – ракетодром, чтобы наблюдать за разгрузкой звездолета. Вы помните Линьга?
– Ну конечно! А разве он в Атилли?
– Должен быть здесь. Я сейчас узнаю. Подождите у экрана.
– Линьг! – сказал Широков. – Я рад, что с ним все благополучно. По-видимому, он не виновен в смерти Льети.
– Я спрашивал об этом Зивьеня, – сказал Синяев. – Они считают, что инженер Льети погиб вследствие своей собственной неосторожности. Самое интересное то, что этот вывод сделан на основании показаний самого Линьга, то есть лица, по нашим понятиям заинтересованного и, следовательно, не пригодного к роли судьи.
– Они не знают, что такое личная заинтересованность. Психология каллистян иная, чем у нас. Если бы Линьг был виноват, то сказал бы об этом.
– Удобно для следователей. Впрочем, у них нет никаких судебных органов.
– Когда-нибудь их не будет и у нас. Гудок вызова прервал разговор.
– Жаль, если Линьга нет в Атилли, – сказал Широков, нажимая нужную кнопку.
Но в «отверстии» исчезнувшего экрана они не увидели, как ожидали, Гесьяня, перед ними стоял сам Линьг.
– Приветствую вас, – сказал каллистянин. – Гесьянь передал мне, что вы хотите меня видеть.
– Да, – ответил Синяев. – Мы хотели попросить вас, если вы не очень заняты, приехать к нам. Мы хотим совершить путешествие по Каллисто, не выходя из дома. Врачи запретили нам…
– Я знаю. Все, что касается вас, известно всем каллистянам.
– Так вот, мы хотим познакомиться кое с чем по экрану. Но мы не все поймем без объяснений инженера.
– Благодарю, что вспомнили обо мне.
– Это не мы, – машинально ответил Широков, бессознательно подражая манере каллистян. – О вас вспомнил Гесьянь.
– Но вы согласились?
– И даже с радостью.
– Тогда я сейчас буду у вас.
– Как ты думаешь, он не обиделся на меня? – спросил Широков, когда экран был выключен.
– Конечно нет. Они всегда так говорят.
– Да, – вспомнил Широков. – Ты проиграл пари. Купаться будешь только с моего согласия.
– Ты же простил.
– Я могу передумать.
