- Это, - сказал Мэтт, - приказ очень высокопоставленного лица. Бену легко распоряжаться, чтобы я все рассказал. Труднее рассказать. Но я попытаюсь.
- Что...
Мэтт поднял руку.
- Сперва вот что, Сьюзан. Вы с матушкой позавчера заходили в новый магазин.
Сьюзан наморщила лоб.
- Да. А что?
- Сможете передать мне свои впечатления от магазина и особенно - от его владельца?
- От мистера Стрейкера?
- Да.
- Ну, он довольно обаятельный, - сказала Сьюзан. - Может, даже лучше сказать, галантный. Похвалил платье Глинис Мэйберри, и та зарделась, как школьница. А миссис Боддин спросил про повязку на руке... понимаете, она плеснула на себя горячим жиром. Он дал ей рецепт припарки, записал на бумажку. А когда вошла Мэйбл... - Вспомнив об этом, Сьюзан немного посмеялась.
- Да?
- Он принес ей стул, - сообщила Сьюзан. - Собственно, не стул, а седалище. Больше похожее на трон. Огромное, резное, красного дерева. Один притащил его откуда-то из запасников, а сам все время улыбался и болтал с остальными дамами. Но штука эта должна была весить по крайней мере фунтов триста. Он бухнул этот стул посреди магазина и проводил Мэйбл к нему. Под руку, представляете? А она хихикала. Если вам довелось повидать хихикающую Мэйбл, вы видели все. И подал кофе. Очень крепкий, но очень хороший.
- Он вам понравился? - спросил Мэтт, внимательно следя за ней.
- Это - все к тому же? - спросила она.
- Да, может быть.
- Тогда ладно. Поделюсь с вами чисто женской реакцией. И понравился, и нет. Привлек он меня, наверное, в сексуальном отношении, хотя и слабо. Мужчина в годах, горожанин до мозга костей, очень обаятельный, очень галантный. Глядишь на такого, и понимаешь, что он будет делать заказ по французскому меню, зная, какое вино к чему полагается - не просто белое или красное, но какого года и даже виноградника. Совершенно определенно, не здешнего пошиба. Но вовсе не изнеженный. Гибкий, как танцор. И, разумеется, есть нечто привлекательное в человеке, который так беззастенчиво лыс. - Она улыбнулась, как бы защищаясь, зная, что покраснела и гадая, не сказала ли больше, чем собиралась.
- И тем не менее, он вам не понравился, - сказал Мэтт.
Сьюзан пожала плечами.
- Тут труднее определить, в чем дело. Я думаю... я думаю, я почувствовала за всем этим определенное неуважение. Цинизм. Как если бы он играл определенную роль, и играл хорошо, но при этом знал - чтобы нас одурачить, можно не выкладываться до конца. Эдакий оттеночек снисходительности. - Она неуверенно взглянула на Мэтта. - И еще в нем чувствовалась какая-то жестокость. Честное слово, не знаю, почему.
- Кто-нибудь что-нибудь купил?
- Немного, но ему, похоже, все равно. Мама купила небольшую югославскую полочку под безделушки, а эта миссис Питри - чудесный складной столик, но это все, что я видела. Кажется, он отнесся к этому вполне спокойно. Просто настаивал, чтобы все рассказали друзьям про открывшийся магазин, заходили еще и не чувствовали себя посторонними. Очарование Старого Света.
- По-вашему, он всех обаял?
- Да, и еще как, - ответила Сьюзан, мысленно сравнивая восторги матери в адрес Р.Т.Стрейкера с тем, как она сразу же невзлюбила Бена.
- А его компаньона вы не видели?
- Мистера Барлоу? Нет, он в Нью-Йорке на закупках.
- В самом деле? - сказал Мэтт, обращаясь сам к себе. - Интересно. Неуловимый мистер Барлоу.
- Мистер Бэрк, вы не думаете, что лучше рассказать мне, в чем дело?
Он тяжело вздохнул.
- Полагаю, мне следует попытаться. То, что вы только что мне рассказали, тревожно. Очень тревожно. Все так здорово сходится...
- Что сходится? С чем?
- Следует начать, - приступил Мэтт к рассказу, - с того, как я встретился в забегаловке у Делла с Майком Райерсоном. Встретились мы вчера вечером... а кажется, прошел уже целый век.
Свой рассказ Мэтт закончил в двадцать минут девятого. Они со Сьюзан успели выпить по две чашки кофе.
- Вот и все, на мой взгляд, - сказал Мэтт. - Ну что, изобразить теперь Наполеона? Или рассказать про астральное общение с Тулуз-Лотреком?
- Не глупите, - сказала она. - Что-то происходит - но не то, что вы думаете. Вы должны это понимать.
- Понимал. До прошлой ночи.
- Если никто этого вам не подстроил, как предположил Бен, тогда, может быть, говорил сам Майк Райерсон. В бреду, например. - Это звучало неубедительно, но Сьюзан все равно продолжала. - Или, может быть, вы задремали, сами того не зная, и все это увидели во сне. Со мной такое уже бывало - заснешь, а потом теряешь четверть часа, а то и минут двадцать.
Мэтт устало пожал плечами.
- Как можно отстаивать свидетельство, которое не примет за чистую монету ни один разумный человек? Что я слышал, то слышал. Я не спал. И меня кое-что тревожит... тревожит очень сильно. Если верить старым преданиям, вампир не может просто войти в дом и выпить кровь хозяина. Нет. Его нужно пригласить. Прошлой ночью Майк Райерсон пригласил в дом Дэнни Глика. А сам я пригласил Майка!
- Мэтт, Бен говорил вам о своей новой книге?
Учитель вертел в пальцах трубку, но не раскуривал ее.
- Очень мало. Только, что она как-то связана с домом Марстена.
- А говорил он вам, что в детстве пережил в доме Марстена сильную травму?
Мэтт резко поднял голову.
- В самом доме? Нет.
- Он влез туда "на слабо". Хотел вступить в один клуб, и ему назначили испытание - сходить в дом Марстена и принести что-нибудь оттуда. Собственно, это он сделал... но прежде, чем уйти, поднялся на второй этаж в спальню, где повесился Хьюби Марстен. Бен открыл дверь и увидел висящего Хьюби. Хьюби открыл глаза. Бен кинулся наутек. Это мучило его двадцать четыре года. Он вернулся в Удел, чтобы попытаться написать книгу и избавиться от этого кошмара.
- Господи, - сказал Мэтт.
- У Бена есть... определенная теория относительно дома Марстена. Частично она произрастает из его личного опыта, частично - из изумительных фактов, которые он раскопал о Хьюберте Марстене...
- Это вы про склонность Хьюби к сатанизму?
Сьюзан вздрогнула.
- Откуда вы знаете?
Учитель мрачновато улыбнулся.
- Не все сплетни в маленьких городках передаются в открытую. Есть и секреты. Среди гуляющих по Салимову Уделу тайных слухов есть и касающиеся Хьюби Марстена. Теперь-то этот секрет - достояние десятка стариков, в том числе и Мэйбл Уэртс. Дело давнее, Сьюзан. Писаного закона о том, что некоторые истории разглашению не подлежат, нету. И все равно, как ни странно, даже Мэйбл не станет говорить о Хьюберте Марстене ни с кем вне своего круга. Нет, посудачить о его смерти они, разумеется, не откажутся. Об убийстве тоже. Но спросите их про те десять лет, что Хьюби с женой провели там, наверху, занимаясь Бог весть чем, и в игру вступит принцип губернатора - вероятно, самого близкого к табу понятия нашей западной цивилизации. Тут шептались даже, что Хьюберт Марстен крадет маленьких детей и приносит их в жертву своим адским божествам. Удивительно, что Бену так много удалось узнать. Секретность, окружающая этот момент жизни Хьюби, его жену и его дом без малого секрет племени.