Нору заваливали старательно, утаптывали как могли. Уже что-то.
– Раскапывайте, – распорядилась я, присаживаясь в сторонке.
Для лисы нора была широка, для человека – узка. Большинство антов остались стоять в стороне. Они только вытягивали шеи, глазея на работающих.
– Поменялись! – скомандовала я. – Кто копает – вылезли, кто стоит – залезли!
Нора ушла глубже. Пришлось организовывать длинную цепочку по выборке грунта. Когда из недр взлобка раздалось приглушенное бормотание, а в голове очередного копальщика – восторженный возглас, я не сомневалась, что на свет божий будет извлечена шейная гривна Покойного лыцара.
– Ну, давайте, – протянула я руку. В которую легла перчатка.
– Что за новости? – возмутилась я.
Вокруг виновато молчали, озадаченные моей реакцией.
– Уважаемый лыцар Покойный, вы что, шутки тут вздумали шутить? – громко спросила я, сама понимая, насколько глупо это звучит. Кого надумала обвинять? Свои собственные сны? И в чем? В том, что сны – это только сны? Следовало, конечно, сюда притаскиваться, чтобы узнать эту немудрящую истину!
В полном расстройстве я кинула старую, полуистлевшую матерчатую перчатку на кучу извлеченного грунта и зашагала вниз по косогору.
– Шаце-по-ку-жа-гос-хер! Шаце-по-ку-жа-гос-хер! – умоляюще неслось сзади.
Анты огорчили свою госпожу и просили наказать их.
– Вы сами – наказание господне! – в сердцах крикнула я. Но это было совсем уж нехорошо. Они ж не виноваты, что такие…
– Ладно, идите сюда, – позвала я, демонстрируя милостиво-вымученную улыбку.
Достойное завершение утомительной и бессмысленной экспедиции, устроенной мною в последний, может быть, день жизни: теперь я должна еще и утешать собственных подданных… Кто б саму утешил?
Они прискакали, второпях оступаясь и спотыкаясь на склоне. Тот, что несся впереди всех, радостно протягивал злополучную перчатку.
Пришлось взять и ее. Но на большее меня уже не хватило. Я повернулась и молча поковыляла назад, в деревеньку.
* * *
Бокша не явился ни на следующий день, ни через день.
Мои анты пировали, пользуясь разрешением Госпожи брать новую, господскую пищу самостоятельно, а не только из ее рук. Их утиный стол расширился за счет рыбы, которую Госпожа также разрешила ловить. Это можно было делать в озерах прямо руками, а особо ленивым – просто накалывать на стрелы.
Я же проводила дни ожидания над князем, прощаясь с ним каждую минуту. Щеки мои были мокры от слез, как у царевны Несмеяны.
Единственным развлечением был осмотр перчатки, добытой в Колаксином тайнике. Зачем-то ведь она ее оберегала?
Перчатка как перчатка. Когда-то синяя (с изнанки цвет еще можно было различить), маленькая, почти дамская. Я даже вытряхнула земляные комочки и надела. Сначала на одну руку, потом на другую, парализованную и обезображенную. Не про изошло ровным счетом ничего…
Так бы я и осталась в недоумении, если б не нашпапа уплотнение на тыльной стороне перчатки. Маленькое, квадратное. Пришлось вспарывать антикварную ткань.
Оттуда извлечена была пластиночка, и по размеру, и по толщине напоминающая почтовую марку. Только металлическую. Очень легкую. Ассоциацию с лезвием для бритвенных станков я отмела: края у пластиночки были вовсе не острые. Зато поверхность неоднородно-волокнистая.
Я взглянула вниз, на шею князя.
Ну конечно! Это же фрагмент гривны! Где были мои глаза?!
И где были мои руки…
Это наконец произошло: я уронила найденный квадратик. Выронила из неумелой левой руки прямо на хрусталь княжеского кокона. Доигралась…
Мигнула вспышка – и моей находки не стало.
Я застонала, кляня себя за неуклюжесть. Но, приглядевшись, решила, что поторопилась с обвинениями. Пластиночка не сгорела. Пройдя некий невидимый барьер, она вновь материализовалась – уже внутри. И теперь медленно планировала, слегка покачиваясь, будто плыла в неспешных потоках невидимой жидкости.
Вязкие струи явно имели какую-то цель и направление. Подождав немного, я поняла эту цель: мою находку как магнитом тянуло от груди князя, куда она свалилась, к его голове. Медленно, но верно.
Я наблюдала за передвижением пластиночки до тех пор, пока не проголодалась.
Поела рыбы, которую сама себе поджарила (с кулинарами из местных пока связываться было опасно). Попила родниковой водички. Вернулась.
Пластиночка все плыла.
Только к закату солнца она достигла княжеской шеи. И остановилась. Прямо над рваной дырой Витвины. Зависла сантиметрах в пяти над ней.
Больше ничего не происходило.
Я напрягала зрение до самой темноты. А потом решила вернуться к наблюдениям завтра. Спозаранку.
Однако крики Бокши: «Госпожа! Госпожа княгиня!» – разбудившие меня ни свет ни заря, заставили позабыть обо всех планах.
«Началось…» – подумала я тоскливо.
В голове у Бокши была сплошная радость – ведь он вез мне лекаршу, которая обещала помочь!
Лекарша?
Чем ближе подбегал Бокша, тем яснее становился ее образ – Меланья! А почему не сам волхв?
Но Бокша и думать не думал ни о каких волхвах. Госпожа и лекарша! Эти двое заполняли всю его голову, больше никто втиснуться в его мысли уже просто не мог.
– Госпожа! Вы живы! – Бокша бросился передо мной на колени, жадно рассматривая, будто все еще не веря, что снова обрел это долгожданное счастье – меня. – Но что с вашей рукой? – вдруг задохнулся он от гнева.
– Успокойся, Бокша. – Я мягко погладила его под теменной костью, упорядочивая мысли. – Она у меня что-то… совсем отказывается работать.
– Сейчас, сейчас, – торопливо заговорил он. – Лекарша уже здесь, она вас вылечит!
Да там была не только Меланья! Ко мне приближался целый отряд людей. И впереди всех – Никодим.
Вот оно что! Успел! Тогда, похоже, моя казнь может оказаться и отложенной. На неопределенный срок.
Никодим вел под уздцы коня, на котором восседала Меланья, связанная по рукам и ногам.
– Бокша, – с удивлением обернулась я к анту, – она же вроде и сама не против была помочь?
Бокша засмущался. Я ясно увидела, что привязывал Меланью, конечно, Никодим, приговаривая: «А вот чтоб не вздумала бегать!»
– Ладно, – улыбнулась я. – Главное – вы прибыли. А то я уж заждалась.
– Здравы будьте, княгиня! – поклонился Никодим, сдергивая с головы что-то вроде папахи. – Мы уж даже и не надеялись… Этот дурак (кивок в сторону Бокши) гнал нас, как сумасшедший, – верите, всю ночь ехали. По лесу! Сейчас чуть в болоте не утопли – слава Господу, светать начало.
– Рада тебя видеть, Никодим. Знаю, что Орей завел тебя вовсе не туда, куда мы думали… Да развяжи ты девочку!
