После того как я снова нажал кнопку ввода, компьютер надолго задумался. Я обернулся к Боссейросу и спросил:
– Компьютер завис?
Боссейрос выглядел удивленным.
– Никогда раньше такого не видел, – сказал он. – Должно быть, твоя планета и впрямь очень необычная.
Я перевел взгляд на монитор и увидел, что компьютер отвис. Теперь он задал только один вопрос, он спрашивал меня, чему равно дважды два. Я ответил «не знаю» и нажал ввод.
Ответ компьютера был лаконичен. «Опрос закончен» – высветилось на экране. Я даже испытал разочарование. Может, и не стоило так грубить…
– Все, – сказал я, обращаясь к Боссейросу, – компьютер удовлетворен. Я могу быть свободен?
– Конечно, – согласился Боссейрос. – Большое спасибо.
По лицу Боссейроса было видно, что он не понимает, что здесь произошло, почему компьютер так быстро от меня отстал, но с формальной точки зрения приказ выполнен, а потому задерживать меня дальше нет оснований.
– Нехорошо издеваться над компьютером, – сказала Эзерлей, дождавшись, пока Боссейрос покинет Интернет—кафе. – Он тебе ничего плохого не сделал.
– А что он пристает с глупыми вопросами? – огрызнулся я. – Я ему ничем не обязан, я приехал в гости к тебе, а на него мне начхать. С какой стати я должен ему рассказывать о своей родине? Он считает, что раз меня сделали гражданином Блубейка, так я ему по гроб жизни обязан, но я его ни о чем не просил. Если я ему не нравлюсь, пусть выкинет меня отсюда, а если хочет договориться – так пусть договаривается.
– Ты собираешься продать информацию о своей родине? – заинтересовалась Эзерлей. – На что ты хочешь ее обменять?
– Понятия не имею, – сказал я. – Да и вообще, я сюда приехал не торговаться, а приятно провести время. Поехали, что ли, к тебе?
– Поехали, – согласилась Эзерлей.
По дороге я сообразил, что Эзерлей едет в свой новый дом, в котором раньше никогда не была. Я поинтересовался, как она узнает, куда надо поворачивать. Оказывается, компьютер все время отслеживает перемещение каждого велосипеда и, если запросить соответствующую услугу, в нужные моменты включает лампочки на руле, которые предупреждают о поворотах.
Новый дом Эзерлей больше всего походил на панельную хрущобу, какими застроена четверть Москвы. Этажей, правда, было не пять, а четыре, и стены были не настолько обшарпаны, как в московских хрущобах. Перед домом не было ни автомобилей, ни ракушек, а дверь, ведущая в подъезд, была стеклянной.
– Здесь не бывает воров? – удивился я.
– Ты, вообще, слушаешь, что я говорю? – в свою очередь удивилась Эзерлей. – Тут есть планетарный компьютер, он следит за каждым шагом каждого нопстера. Как только ты Что-нибудь украдешь, к тебе сразу придут полицейские.
Да, действительно, что-то я тормозить начал…
Эзерлей закатила велосипед по пологому пандусу, который заменял ступеньки перед входом, и мы вошли в подъезд. Внутри обнаружился довольно большой тамбур, который жильцы дома использовали как велосипедную стоянку. Все велосипеды были одинаковыми по конструкции, друг от друга они отличались только цветом. Хотя нет, тут есть еще и детские…
– Вот этот твой, – сказала Эзерлей, показывая пальцем на один из велосипедов.
– Откуда ты знаешь? – удивился я. – Они же все одинаковые.
Эзерлей показала пальцем на стену. На ней были изображены буквы нопстерского алфавита, соответствующие последовательно идущим числам.
– Это номера квартир, – пояснила Эзерлей. – Компьютер показал, куда ставить мой велосипед, а раз мы живем вместе, твой должен стоять рядом. Пойдем, посмотрим на наше жилище.
– Когда я уйду обратно, ты снова переедешь в предыдущую квартиру? – спросил я.
– Может, и в предыдущую, – ответила Эзерлей, – но вряд ли. Скорее, в какую—нибудь другую. На Блубейке все квартиры одинаковые, нет разницы, где жить.
Лифт в подъезде был, но мы поднялись на третий этаж по лестнице. Эзерлей объяснила, что лифт служит только для перевозки тяжелых вещей, пользоваться им без нужды считается дурным тоном. Я не удержался от колкости и спросил:
– Если мы поедем на лифте, сразу прибежит полицейский?
– Нет, – сказала Эзерлей, – не прибежит. Но зачем нарушать правила из-за такой мелочи? Тебе трудно подняться по лестнице?
– Нет, – сказал я, – не трудно. Но зачем лишний раз напрягаться, если можно не напрягаться?
– Не понимаю я тебя, – вздохнула Эзерлей. – Ты как будто специально злишь компьютер. Ты все время спрашиваешь, как можно нарушить то правило, как можно нарушить это правило… Тебя что, любые правила раздражают?
Я покачал головой.
– Нет, – сказал я, – не любые, а только те, без которых можно обойтись. Почему нельзя ездить на лифте? Сколько энергии мы на этом экономим? Для такой развитой планеты, как Блубейк, это сущая мелочь. Знаешь, Эзерлей, у меня складывается ощущение, что меня начали воспитывать.
– Правильное ощущение, – подтвердила Эзерлей. – Окружающая среда всегда тебя воспитывает, хочешь ты того или нет.
– Одно дело окружающая среда, – сказал я, – и совсем другое дело – люди. То есть нопстеры. Терпеть не могу, когда за меня решают, что я могу, а чего не могу. Я не дурак, понимаю, что есть осмысленные запреты, но вот это, с лифтом, – такая дурь!
– Ну, не знаю, – пожала плечами Эзерлей. – По-моему, ты все принимаешь слишком близко к сердцу. В любом племени есть свои правила, и раз ты пришел в гости, должен им следовать.
– Я им и следую, – заметил я. – Мы ведь идем по лестнице, а не едем на лифте.
– Мы не идем, мы пришли, – поправила меня Эзерлей.
Мы действительно пришли. В обе стороны от лестничной площадки уходили два коротких коридора, в каждый из которых выходило по четыре двери. Маленькие здесь квартирки, воистину хрущоба.
Эзерлей толкнула дверь и та отворилась. Замка на двери, естественно, не было. К чему замок там, где нет воров?
Мы вошли в прихожую, которая неожиданно оказалась довольно большой, метра три на четыре, и с большим окном. Но почему здесь стоят целых два компьютера?
И тут до меня дошло. Мы стоим вовсе не в прихожей, прихожей в этой квартире нет как класса. То, что мне показалось прихожей, – одна из трех комнат, судя по отсутствию кровати – гостиная.
Выглядела гостиная убого. Голые стены, однотонный линолеум на полу, большое окно со стекло пакетом, в стену по обе стороны от него были вмонтированы два компьютерных экрана. Из обстановки в комнате имелись только два деревянных стула с жесткими сиденьями. Ни стола, ни шкафа, ни телевизора, даже зеркала ни одного нет.
