— Распались. Если они где-то вышли, то давно распались.
Директор, небрежно помахивая биноклем, глядел на заведующего сектором. Казалось, он вот-вот уставится на него через оптику. И непонятно, с какой стороны.
Может сильно увеличить, а может и пропорционально уменьшить.
— Если бы они не распались, — сказал Рыбников, — мы бы об этом уже знали. Из новостей.
— О-па… — Михаил и правда чуть было не навел на Рыбникова бинокль. — Докладывай.
— Я вчера чего-то занервничал, взял Зарецкого за шкирку, и мы прогнали тест на кошке, чтобы живой массы было побольше. Но загрузили в качестве цели не стандартную «девятку», а такую же особую партию…
— Только не говори мне, что кошку разорвало в клочья, — попросил Михаил, швыряя бинокль обратно в ящик. — Погоди, а откуда она в институте?!
— Зарецкий свою принес. Он кошек любит, у него их дома три, выбрал какую похуже…
— Да, это точно любовь, — согласился Михаил. — Ну так порвало ее или что?
— Не могло ее порвать даже теоретически, чего ты волнуешься, микробы плохо растут на голой биомассе…
— А жаль, что не порвало, — заявил Михаил. — Давай следующий тест поставим на Зарецком. Всегда знал, что кошатники изощренно жестокие люди. Собачники, они простые. Хрясь — и труп. А кошатники, они садисты. Самое рвотное зрелище на свете — как кошка полчаса убивает мышь. И как кошатник топит новорожденных котят. Хотя мог бы двумя пальцами мгновенно сломать им шею.
— Да ты философ, — сказал Рыбников. — А ты, выходит, собачник?
— Я человечник, — отрезал Михаил. — Политик.
Он подождал секунду и жестко спросил:
— Серая слизь?
— Что? — Рыбников заметно опешил.
Михаил подался к нему через стол.
— Я спрашиваю, что там было в этой несчастной кошке — серая слизь? Обе группы пошли разгонять рой и не могли остановиться, верно? Потому что противник развивался так же быстро. Значит, имеем разгон по экспоненте до бесконечности. Грей гу в чистом виде.
— Ну, в общем, близко к тому, — Рыбников кивнул. — Только не экспонента, естественно, у нас все-таки четверо ботов собирают одного… Да и тот разваливается… Когда стало ясно, что они никогда не решатся атаковать друг друга и будут тупо разгоняться дальше, я просто их выключил.
— М-да… — протянул Михаил. — А ведь это слава богу, что медботы вне организма долго не живут.
— Да мы не знаем на самом деле, на что они способны. Нам их еще тестить и тестить…
— Знаем. Твоя особая партия ведь распалась на открытом пространстве. И «пятерка», судя по всему, тоже. Вот тебе самый убедительный натурный эксперимент.
Рыбников недовольно сморщился. Он не доверял тестам, в которых не участвовал.
— В реале может возникнуть ситуация, при которой «девятке плюс» нужен разгон до бесконечности? — спросил Михаил.
И сам ответил:
— Исключено. Нет в реале такого провоцирующего фактора. Ничто в нашем мире не растет так быстро, как бот-репликатор. Он всегда быстрее, он всегда победит. Победит и сразу остановит разгон. У нас нет повода бояться репликаторов. Наоборот, именно репликаторы лучшие друзья человека.
Рыбников кивнул, хотя выглядел при этом не слишком уверенно.
— Тогда что мы имеем на руках? — подвел итог Михаил. — Да все то же, что и раньше. Пятую серию профукали с концами. Если, конечно, я не отыщу ноутбук Деда. Но он наверняка всплывет в самый неподходящий момент. Чует мое сердце, он такая же зараза, как его хозяин… И что у нас остается?
Рыбников молча ждал.
— У нас есть «девять плюс»? Или нет?
— Скорее да, чем нет, — отозвался Рыбников. — Я бы ее еще погонял… Но в принципе…
— Что не так? Ты же гарантировал стабильность роя на четыре месяца. Этого пока достаточно. Или тебя беспокоит ЦУП? Если они дернутся, я их заткну. Надоело со всеми цацкаться.
В голосе Михаила прорезался металл, какого Рыбников и не слышал раньше.
Холодный, ярко блестящий, опасный металл.
— Нет-нет, — быстро сказал Рыбников. — Я сделал как обещал. Это было даже интересно. Если, образно говоря, не разглядывать прошивку под микроскопом… Поточники ничего не заметят. Вполне конвенционный товар.
Михаил встал, подошел к Рыбникову и тяжело опустил ему руку на плечо.
— Тогда что, друг?
Заведующий сектором едва заметно дернулся. То ли он, как любой нормальный мужчина, не любил, когда его трогают руками, то ли так отреагировал на неожиданное обращение «друг».
— Понимаешь… Слишком быстро я вносил поправки. Сырые боты у нас. Неплохие, но сырые.
— Мне нужна «девять плюс», — сказал Михаил. — Сейчас. Ты можешь тестить ее сколько угодно, и мы будем по ходу дела ее улучшать. Но ее пора ставить на поток. Сколько надо времени для отработки новой документации? Недели хватит, я же тебя знаю.
— Да какая там документация… Просто новые разделы появились… Надо все свести вместе и отредактировать. Это быстро.
— Тогда слушай приказ. Ставим на поток серию «девять плюс», — Михаил прихлопнул рукой плечо Рыбникова. — По факту готовности документов. Иди и напряги свой сектор так, чтобы все делалось со свистом. Премия сектору не заставит себя ждать.
— А мне орден, — уныло напомнил Рыбников.
— Не веришь? — усмехнулся Михаил.
— Да какой орден… Забудь. Мне надо, чтобы все работало. Когда увижу, что все идет по плану, вот это будет награда.
— Увидишь, — пообещал Михаил. — Будет работать. Мне это тоже… Очень надо.
Леха был рад, что директор его подвез, — ноги едва ходили. Он пытался слегка пробежаться, и это оказалось неожиданно трудно. Замучила одышка, что-то странное творилось с координацией движений.
На самом деле он испытывал проблемы, знакомые большинству людей, — просто Леха их раньше не знал. Его «одышке» позавидовал бы иной спринтер. Леха оставался все тем же отменно тренированным, быстрым и резким молодым человеком. Только исчезло «превышение», делавшее его редким спортсменом. Не было прежнего сказочного кислорода в крови. Ну и пережитый недавно стресс давал о себе знать, уж чего-чего, а психику вертолетики не умели закалять. Нервы у Лехи были самые обыкновенные.
Он и сейчас обставил бы Принца на трассе, как минимум пришел бы вровень.
Просто ему надо было еще привыкнуть к своей обыкновенности и заново поверить в себя. Тогда бы он понял, что годы трейсерства не прошли даром, что он все равно ой как непрост по сравнению с другими.
Но пока Лехе казалось, что он — чистая манная каша. Сваренная на воде и совсем без сахара.
Дома имела место безобразная склока между родителями, которой Леха не заметил, потому что упал и вырубился. Утром отец, бледный и не выспавшийся, отвез слабо брыкающегося сына в больницу и заставил сдать анализы. На вопрос, не случилось ли чего, Леха честно ответил: его бросила девушка, и он страшно переживает. Это пройдет, и он будет как раньше, даже лучше. Но пока что — вот так.
