— Готовность — одна минута!
Герка и в самом деле был неподалеку, в маленькой пультовой у дальней стены купола, куда они с профессором перебрались из своего уютного ЦУПа. «Северный полюс никуда не денется, — рассудил Аркадий Петрович. — Пока что лучше держаться поближе к эпицентру».
— Все запомнил? — спросил Герка.
— Все, — соврал я, машинально наклоняясь к микрофону, и поискал глазами камеру, чтобы кивнуть.
Камер в округе обнаружилось неожиданно много, и я даже слегка смутился, представив, сколько людей видят меня сейчас на больших и малых экранах… и сколько еще увидят, если я все сделаю, как надо. Впрочем, честолюбивые мысли я отмел мгновенно. Не до них.
— Удачи вам, Вадим, — сказал профессор внутри моей головы.
— Спасибо.
— Десять секунд! — напомнил Герасим.
— Четырнадцатому и девятому — приготовиться, — произнес незнакомый женский голос.
— Это вы мне? — удивился я.
— Тишина в эфире! — призвал Аркадий Петрович и добавил тоном местного демиурга: — Да будет свет!
Я зажмурился и едва не потерял равновесие, когда платформа подо мной вздрогнула и куда-то поплыла.
Однако покачивает, с удивлением обнаружил я. Легко сказать: «не шевелясь, приблизится»! Какие-нибудь перильца бы не помешали. А этот свет в лицо! Черт бы побрал пришельцев с их идиотскими требованиями! И голоса в голове — шизофренику на зависть. И бормочут, и бормочут…
Пожалуй, я был несправедлив к своему предшественнику. Неизвестно, как сам я сейчас смотрюсь со стороны. Действительно же неудобно! Вместо того, чтобы проникаться важностью момента и размышлять об ответственности перед человечеством, думаешь, как бы не свалиться с платформы и не ослепнуть от первого луча солнца. А ведь паренек еще и твердил про себя безумные стихи, чтобы не забыть от волнения. Вот бедолага! Сам-то я в текст, заново отредактированный лингвистами из числа неудавшихся поэтов, даже не заглянул. Ни к чему. Если интуиция меня не подводит — не подвела же с железным цветком! — стихи нам больше не понадобятся. Интуиция и импровизация — вот два конька, на которых я собираюсь выехать сегодня. Хотя первое требование я все-таки выучил наизусть. Полночи оттачивал формулировку и даже перед зеркалом прорепетировал, когда брился. Вот оно: «Никаких больше стихов. Прилетели на Землю — извольте выражаться по-человечески!».
И все же, когда до «гайки» оставалось метров пять, тщеславие назойливым паучком проникло в мозг. Тридцать шесть камер, подумал я и невольно приосанился, даже улыбнулся навстречу солнцу. Вадим Борисович, благородный рыцарь, спаситель человечества. Серебристый рычаг лег в руку, как древко копья, и овальная крышка люка откинулась, точно замковый мост.
В проходе показалась большая трапециевидная голова.
Никаких больше стихов! — напомнил я себе и кашлянул в кулак.
Я все еще прочищал горло, когда люк с оглушительным лязгом захлопнулся.
«Как же так! — в едином порыве возопят спустя пару часов неудавшиеся лингвисты из числа никаких поэтов. — Ведь вот же оно, буквально в первой строке! Просто никто не придал значения. Просто с предыдущим контактером все получилось само собой. Просто…»
Аркадий Петрович начнет меня успокаивать, Герасим станет биться головой о мягкую брезентовую стену, а я буду твердить, как заведенный: «меньший иль равный, меньший иль равный…»
Оказывается, рост переговорщика не должен превышать роста… вернее, длины этой ракообразной мокрицы.
Кто бы мог подумать!
То есть я хотел сказать…
Твою мать!
— «Вы пожалеете. Я же забуду про жалость!», — скорчив злобную рожу, повторил Герасим. Повторил, наверное, в сотый раз, хотя фраза и без того витала в воздухе. — Как думаете, это очень серьезно или нас просто «отодвинут» куда-нибудь за орбиту Плутона? — И, не дождавшись ответа, пропел героическим голосом: — На полюс, на полюс, на по-олюс! Или сразу на Марс махнуть?
Аркадий Петрович вздохнул.
— Одно успокаивает. Так или иначе, завтра наши мучения закончатся.
— Лучше уж так, чем иначе, — буркнул я.
— Давайте снова маленького попробуем, — сказал Герка. — От него по крайней мере этот руконогий не шарахается, как от Вадьки. Нет, вы видели, а?
Мы, разумеется, видели, и не раз, и оттого промолчали.
— Это же никаких физиономистов не надо. Лапки передние подогнулись, с лица позеленел и это… вокруг рта — зашевелилось. Борода, в общем.
— Вот балада? — пробормотал я, задумчиво почесав под носом.
— Что? — Герасим настороженно покосился на меня. Должно быть, что-то в моем взгляде натолкнуло его на новую мысль. — Или, может, по психбольницам пошарим? Подберем какого-нибудь стихоплета малорослого, который на древней поэзии мозгами тронулся. А еще, я слышал, бывают эти… педанты параноидальные. Вот кто решил бы все наши проблемы!
Я медленно поднял на него глаза.
— Ты пошутил?
— Ну, типа.
— А я серьезно. Дай телефон. Быстро дай мне телефон.
— Вы что-то придумали, Вадим? — с надеждой спросил профессор.
— Не знаю. Может быть. Правда, меня за это убьют.
— Так нас всех вроде завтра… — хмыкнул Герка.
— Когда всех — не так обидно, — сказал я. — Все, тихо! Алёнка, не спишь? Вот умница. Слушай, тут такое дело… Ты только сразу не начинай ругаться…
Последующие двенадцать часов были наполнены событиями под завязку. Обо всех этих заботах, волнениях, угрозах, нервных срывах и бестолковой суете можно написать целую монографию. Чего стоит, к примеру, одна только фраза: «В противном случае я снимаю с себя обязанности координатора проекта». Но лучше уж я снова воспользуюсь хитроумным кинематографическим приемчиком.
Итак…
ПРОШЕЛ ДЕНЬ.
А следом за ним еще восемь.
— Ты все запомнил? — спрашиваю я, сидя на корточках перед маленьким контактером.
— Ага.
— Точно?
— Ага.
— Но смотри, не раньше, чем вы окажетесь в беседке. И не вздумай снова вынуть наушник!
— Ara, ага.
Видно, что ему не терпится запрыгнуть на единственную в своем роде летающую платформу.
— Ну давай, — вздыхаю я, тем более что зануда Герка уже объявил тридцатисекундную готовность.
Платформа даже не вздрагивает. И маленький контактер совсем не щурится от яркого света. «Я тоже когда-то так умел, — приходит воспоминание. — Не мигая, смотреть на солнце».
Люк распахивается. Пришелец уже стоит на пороге. Ждет.
— Дай луку! — требует маленький контактер, а когда одна из сорока восьми конечностей тянется к нему, возмущенно добавляет: — Не та лука!
