Сережа часто останавливается у большого портрета дедушки в нарядном мундире и с саблей. За спиной у дедушки взрывается фугас, но Великий Вождь Большая Сабля спокоен и закручивает ус левой рукой. Правая его рука указывает воинам на вражеские укрепления, которые сейчас наверное будут взяты. Нарисовал картину свой, сабуровский художник Лукашка Пьяный. За это прапрадед Зиновий послал Лукашку в Италию учиться рисовать. Лука из Италии возвращаться не захотел, ушел в бандиты, скоро стал атаманом разбойников, награбил золота и прислал в Сабуровку письмо и выкуп за себя. Теперь его зовут Люка Пьяно – если, конечно, не схватили его папские сбиры. Так итальянцы называют своих гуронов.
Есть и третий портрет. Он маленький, с бабушкину ладонь, и называется дагерротип. В Иркутске, оказывается, уже есть дагерротипия. Такие портреты делает не художник, а солнечный луч на серебре. Так сказал дядя Платон. Дедушку Кронида можно узнать по глазам – они одинаковые и на медальоне, и на картине, и тут. У дедушки борода до пояса, а взгляд такой, что любая засада разбежится. Настоящий Великий Вождь!
Стекла в зимнем саду завешаны простынями, и детей туда не пускают, оскорбляя вождей недоверием. Сказали, что пустят в самый Сочельник. Перед этим Илья Спящий Медведь на целый день увозил Сережу, Зиновия и кузенов кататься на санях, а обедали у его друга отца Георгия – вождя Золотое Кадило. Можно было даже сосать обломки от мороженого молока, что дома настрого запрещается. Что там старшие мастерят в зимнем саду? Денис хвалился пробраться туда вечером и подсмотреть, но уснул, как все, едва добравшись до постели. Это катание, конечно, было подстроено нарочно. И слугам настрого запретили говорить. Молчал не только Ефим-дворецкий (папенька говорил, что по манерам Ефим – больший дворянин, чем все Панкратовы и Довгелло, вместе взятые), но и кухарка Татьяна, известная болтунья. «Нечаянная радость!» – говорила она и прижимала палец к губам. Потом всех разбудили и опять повезли в Сабуровку ко Всенощной.
Бабушка Александра Сергеевна моложе и красивей, чем литовская и полтавская бабушки. Только она все время грустная оттого, что дедушка Кронид не поспел из Сибири к Рождеству. И еще оттого, что вокруг Сабуровки еще с осени стало неспокойно – то на путника нападут разбойники, то даже волки, а еще один неведомый человек, переходя через реку, угодил в промоину и ушел под лед, а тело так и не нашли. Все это, конечно, происки гуронов и бледнолицых собак.
В сабуровской церкви очень красиво, еще лучше, чем в костеле, и голос у отца Георгия не чета писку ксендза Ступки. Оттого святой и равноапостольный князь Владимир и выбрал православие. И папенька, чтобы жениться на маменьке, тоже перешел в православие, поэтому бабця Ядзя не хочет его видеть. Она когда добрая, а когда очень суровая.
Сережа спрашивал у дяди Платона, откуда взялась разница в календаре на целых двенадцать дней. Дядя Платон долго объяснял про юлианское и григорианское счисление, а потом махнул рукой и сказал, что католики, видно, на Страшный Суд торопятся, хотят и там быть первыми, но их господь в чем застанет, в том и будет судить, зато у нас, русаков, еще останется время как следует прибраться и подготовиться. Но Страшный Суд объявят еще не скоро. А пока – мир на земле и во человецех благоволение. Раньше Сережа думал, что человецы – это такие добрые гномики, но теперь знает, что это обычные люди, только на старинном языке.
А когда вернулись из церкви в усадьбу, открылась тайна зимнего сада, и Сереже даже стало обидно, что он не догадался вперед всех, что там сооружают. Ведь бабушка Ядзя как раз на Рождество ставила на стол малюсенькую елочку и зажигала на ней малюсенькие свечки! И малюсенький ангел из серебряной бумаги висел над елочкой! Тогда с соседнего фольварка к ней приезжал в гости пан Хелмицкий, он еще поджигал в стаканах аквавиту и говорил, что это в память о героях повстання.
Но про литовскую елочку Сережа вспомнил не сразу, потому что в зимнем саду стояла не елочка, а высокая и могучая лесная ель и даже покрытая снегом. Снег оказался ненастоящим, но сначала было очень похоже. На ветках горели свечи, их пламя отражалось в зеркальных стеклянных шарах. Серебряный ангел был не в одиночестве – десятки их подрагивали крылышками, свисая на едва заметных нитях. На таких же нитях висели длинные пестрые конфекты, позолоченные грецкие орехи, игрушечные паяцы в островерхих колпачках, бумажные китайские фонарики и даже шахматные фигурки – дядя Платон не пожалел. А если запрокинуть голову, то на верхушке можно увидеть и золотую путеводную звезду. От нее по ветвям спускаются вниз длинные и узкие бумажные ленты. Из них можно потом сплести замечательный вампум.
Но самое интересное не на елочных ветках, а у подножия. Там лежат подарки. Папенька сказал, чтобы подходили по одному, но Вождь Громовая Пушка скомандовал: «На приступ!» – и воины пошли на приступ. Каждому достался пестрый вязаный кошелек, а в нем – полуимпериал. Каждому досталась настоящая турецкая феска. Одна феска пробита русской пулей, из-за фески, скорее всего, придется драться. Как из-за бескозырки матроса Кошки. У нее так и написано на подкладке: «Матрос Кошка». Каждому досталось по гренадерской бляхе – кому французская, кому английская. Был среди подарков даже янычарский ятаган, но все сквау подняли крик, и ятаган повесили на стену. И правильно, чтобы никому не было обидно. А снять ятаган со стены можно при помощи стремянки, когда красные мундиры окружат Сосенки.
От новых книг всегда вкусно пахнет – не пылью, как в библиотеке, а шоколадом или сургучом. Жаль, что Атлас мира один на всех. Но ведь и в Калифорнию поедем все вместе. А вот «Робинзон в русских лесах» с картинками – папенька давно рассказывал Сереже про эту книжку. Вот «Моя жизнь среди индейцев» – эту книгу похвалил сам Пушкин. Вот совсем тоненькая тетрадка с индейцем на обложке – «Гуак, или Непреоборимая верность». Сереже больше всего понравился том под названием «Шекспир» – там на картинке человек со шпагой держит в руке череп. Наверное, про мертвецов и покойников. Полтавский дедушка читал в прошлом году вслух сказку про Вия и мертвую панночку, и Дениска прятался под кресло, а Сережа только один раз зажмурился, когда Вию стали поднимать веки. Сказку написал Гоголь, он и сам с Полтавщины, только он умер. А перед смертью сочинил книгу «Мертвые души» – такую страшную, что сам испугался и сжег, но не всю. Дядя Платон иногда дразнит Сережу и Зиновия Алкидом и Фемистоклюсом, это два мальчика из «Мертвых душ».
Но книжки можно разобрать и днем, а вот почему этот сундук такой тяжелый? Впятером вожди еле-еле сдвинули его с места. Может быть, там трофейные английские штуцеры?
