Рубен обрывал листья с огромного кочана латука.
— Но разве сам по себе обычай хоронить мёртвых не подразумевает веру в загробную жизнь?
Мэри оглядела кухню в поисках ещё чего-нибудь, с чем она могла бы помочь, но ничего не нашла.
— Возможно, — сказала она, — но так же возможно, что таким образом они просто избавлялись от трупов. Множество неандертальских трупов было найдено в скрюченной эмбриональной позе. Это может быть частью погребальной церемонии, но может также быть следствием желания того, кто копал могилы, сделать их поменьше размером. Трупы привлекают падальщиков, и кроме того, воняют, если их бросить валяться просто так.
Рубен нарезал зелень.
— Но… я читал, что неандертальцы будто бы были первыми детьми цветов.
Мэри засмеялась.
— Ах, да. Пещера Шанидар в Ираке, где трупы неандертальцев были засыпаны цветочной пыльцой.
— Точно, — сказал Рубен. — Словно их похоронили с цветочными гирляндами или вроде того.
— Простите, но этот миф тоже развеяли. Пыльца в могилах оказалась случайной интрузией, её туда занесли норные грызуны или вода, просачивавшаяся сквозь отложения.
— Но… минуточку! А как же неандертальская флейта! Это ж было на первых полосах всех газет.
— Да, — сказала Мэри. — Обнаружена Иваном Турком в Словении: трубчатая кость медведя с четырьмя отверстиями.
— Точно-точно. Флейта!
— Боюсь, что нет, — сказала Мэри, облокачиваясь на огромный двустворчатый холодильник. — Оказалось, что кость прокушена глодавшим её хищником — вероятно, волком. И, как это типично для газет, это открытие не попало на первые полосы.
— Это уж точно. Я об этом впервые слышу.
— Я была на том съезде Палеоантропологического общества в Сиэтле в девяносто восьмом, где Новелл и Чейз представили свою работу, дискредитирующую флейту. — Мэри помолчала. — Нет, всё действительно выглядит так, как будто до самого конца неандертальцы — по крайней мере, в нашей версии истории — не имели ничего, что мы могли бы назвать религией, да и просто культурой, если уж на то пошло. В позднейшие времена перед самым исчезновением наблюдается небольшое разнообразие изготовляемых или орудий, но большинство палеоантропологов считает, что неандертальцы пытались имитировать технику кроманьонцев, которые в то время уже жили по соседству. Кроманьонцы — это наши несомненные предки.
— Кстати, о кроманьонцах, — сказал Рубен, — что там слышно о скрещивании между неандертальцами и кроманьонцами? Я вроде читал о находке гибрида, кажется в 1998.
— Да, в Португалии; Эрик Тринкаус помешан на этой находке. Но видите ли, он физический антрополог, а я — генетик. Его теория всецело основывается на детском скелете, который, по его мнению, демонстрирует гибридные характеристики. Но у него нет черепа, а череп — это единственная часть скелета, по которой можно достоверно опознать неандертальца. По-моему, тот скелет мог принадлежать просто коренастому ребёнку.
— Хмм, — сказал Рубен. — Но знаете, я ведь встречал людей, которые выглядят довольно похоже на Понтера. Я имею в виду, обличьем, а не цветом. У восточноевропейцев, к примеру, часто большие носы и надбровные дуги заметнее. У них не может быть примеси неандертальских генов?
Мэри пожала плечами.
— Я знаю палеоантропологов, доказывающих, что так оно и есть. Но в целом пока неизвестно, могли ли люди нашего вида скрещиваться с неандертальцами.
— Ну, — сказал Рубен, — если вы и дальше будете проводить столько времени с Понтером, то, возможно, сумеете это выяснить.
Рубен стоял достаточно близко, и она хлопнула его ладонью по руке.
— Прекратите! — сказала она. Но поскольку она тут же отвернулась в сторону гостиной, Рубен не видел, что она улыбается от уха до уха.
* * *
Жасмель Кет появилась у дома Адекора около полудня. Адекор был удивлён и обрадован её приходом.
— Здравый день, — сказал он.
— И тебе того же, — ответила Жасмель, наклоняясь, чтобы почесать Побо за ухом.
— Хочешь есть? — спросил Адекор. — Мясо? Сок?
— Нет, не надо, — сказала Жасмель. — Я сегодня много читала на судебные темы. Ты не думал ещё о встречном иске?
— Встречном иске? — повторил Адекор. — Против кого?
— Против Даклар Болбай.
Адекор отвёл Жасмель в дом. Он уселся на стул, она взяла второй.
— В чём я её обвиню? — сказал Адекор. — Она мне ничего не сделала.
— Она помешала тебе скорбеть по утраченному партнёру…
— Да, — согласился Адекор. — Но это наверняка не преступление.
— Точно ли? — сказала Жасмель. — Что Кодекс Цивилизации говорит о вмешательстве в чужую жизнь?
— Много чего, — сказал Адекор.
— Я думаю о той части, в которой говорится, что «не должно потакать необоснованным нападкам; цивилизация функционирует благодаря тому, что мы используем всю её мощь против отдельного человека лишь в наиболее вопиющих случаях».
— Она обвинила меня в убийстве. Трудно придумать более «вопиющий» случай.
— Но у неё не было против тебя ни единой прямой улики, — сказала Жасмель. — Это делает её действия недостаточно необоснованными — вернее, таковыми их может посчитать арбитр.
Адекор покачал головой.
— Не думаю, что на Сард этот аргумент произведёт впечатление.
— Да, но Сард не может слушать встречный иск; таков закон. Ты будешь выступать перед другим арбитром.
— Правда? Тогда, возможно, стоило бы попробовать. Но… но моя цель не затянуть этот процесс, а поскорее его закончить, чтобы освободиться от судебного надзора и вернуться в лабораторию.
— О, я согласна, что выдвигать встречный иск тебе не стоит. Но предположение о том, что ты мог бы это сделать, возможно, помогло бы тебе добиться правды.
— Правды? Какой правды?
— Правды о том, почему Даклар так настойчиво тебя преследует.
— Так ты знаешь, почему? — спросил Адекор.
Жасмель опустила глаза.
— Я не знала до сегодняшнего дня, но…
— Но что?
— Я не могу тебе сказать. Если ты это узнаешь, то только от самой Даклар.
Рубен, Луиза, понтер и Мэри сидели вокруг стола у Рубена на кухне. Все, кроме Луизы, ели гамбургеры; перед Луизой стояла тарелка салата.
По-видимому, в мире Понтера было принято есть руками в перчатках. Понтер не любил пользоваться столовыми приборами, и гамбургер оказался приемлемым компромиссом. Он не ел булочку, но пользовался ею, как ухваткой: выдвигал мясо между её половинками и откусывал высунувшуюся часть.
— Стало быть, Понтер, — сказала Луиза, заводя разговор, — вы живёте один? Я имею в виду, в вашем мире.
