Вот тут-то (очень вовремя,а?) подоспели стражники. Хербурка среди них не было, но они и так представляли, за кого нужно заступаться.
— Деремся, э? — произнес один из них, молодецки поправляя форменный шлем и подступая вплотную к человеку в сером. — Нарушаем порядок? Мешаем торговле?
Человек в сером, верно, в беседе с Грендамом исчерпал все свое красноречие, потому что не произнес ни слова. Да это и не потребовалось. Он запустил руку под плащ, а когда рука вынырнула обратно, в ней сияла монета.
Барлар даже присвистнул.
Аурид! Золотой аурид!
Стражники были поражены не меньше воришки: им редко приходилось видеть настоящие золотые монеты. Очень редко. Те, кто отоваривался на этом рынке, просто не имели возможности расплачиваться золотыми монетами. Богатые же люди за покупками сюда не приходили, а если уж и заносила нелегкая какого-нибудь состоятельного господина, то он никогда не имел при себе крупной суммы, да еще в золоте. Опасно. Украдут, как только узнают, что он расплачивается золотом. Правда, закон гласил, что вору, укравшему хоть одну золотую монету, следует распороть живот и залить туда «золотого напитка» — расплавленный металл коирий,цветом напоминающий золото. Способ казни очень мучительный, что и говорить, да и давно не применялся, потому что мало кто сумел украсть золото, да еще при этом попасться.
…Стражники, выпучив глаза, разглядывали данную им монету. Поочередно попробовали на зуб, проверили чистоту чеканки. На аверсе честь честью красовался профиль молодой королевы Энтолинеры, правительницы Арламдора. Это означало, что монета отчеканена недавно, потому что Энтолинера правила всего несколько лет. Стражники подняли глаза, чтобы поблагодарить щедрого господина (о неправедно обиженном «юродивом» уже забыли, и он напоминал о себе только унылым воем). Но человек в сером плаще, проявивший поистине королевскую щедрость, уже удалялся между торговых рядов.
«У него золото!.. Ого! Золото! — трепыхнулось в голове у Барлара. — Даже старый Барка за всю свою жизнь сумел спереть кошелек с ауридами только раз. Подрезал у какого-то заезжего принца-риеннаиз Верхнего государства, из богатейшей Ганахиды! И то еле перекрылся, пришлось долго отсиживаться по разным баракам…»
Слухи о том, что у одного из потенциальных покупателей в кошеле звенят золотые монеты, мгновенно распространились по рынку. Человек в сером плаще шел между торговых рядов, сопровождаемый пестрыми зазывными криками:
— Господин, самое свежее мясо в Ланкарнаке! Свининка, телятинка… мясо парное, свежайшее, первейшее в городе!
— Устрицы морские, раки речные… соусом зальешь, пальчики оближешь! Бери, дорогой, не пожалеешь! А такому покупателю — и уступочку…
— Ветчина! Ка-а-албасы пряные, с приправами!..
— А вот ткани расписные…
Человек в сером шел легкой юношеской походкой, не обращая внимания ни на какие зазывы, даже такие необычные, как предложение купить чемпиона Ланкарнака по тараканьим бегам на средние дистанции, громадного страшного усача, дрессированного таракана по кличке Морской Ветерок. Лишь у самого выхода с рынка он остановился, когда толстяк в бабьей шали, с рыхлым ноздреватым лицом окликнул его:
— Господин! Наверное, вы забыли купить подарок своей любимой! В таком случае не проходите мимо! Только у меня все самое лучшее для того, чтобы растопить сердце даже самой неприступной девушки!
«Хм, — подумал воришка Барлар, который неотступной тенью следовал за незнакомцем, — у него в кошеле есть средство получше… любое сердце на гусиный жир перетопит».
— Зайдите, — продолжал тем временем толстый рыхлый торговец, — у меня есть все, что нужно!.. Кольца, ожерелья, браслеты, мониста, черный и белый жемчуг, серебряные серьги и подвески. Вот ковры и коврики, на которых с удовольствием будет возлежать даже самая прекрасная дама. Есть также башмачки и кожаные охотничьи дамские перчаточки, которые не постыдилась бы надеть сама королева Энтолинера, да хранят ее великие боги!..
— Перчатки?
— Только тсс… — торговец огляделся по сторонам, — вы же знаете… у нас с перчатками строго… храмовники, Ревнители. Так что товар дорогой… контрабандный…
— Вот именно, — быстро сказал прохожий в сером плаще, — охотничьи перчатки. Не постыдилась бы надеть сама королева, недурно. Проверим. Хорошая какая выделка.
— У меня все самое лучшее, и… — залопотал было торговец, но покупатель остановил его резким жестом.
Он покрутил перчатки в руках, проверил кожу на растяжение, даже понюхал. Повернулся к торговцу и спросил:
— Это ты сам делал?
— Сам, — нагло сказал тот, не краснея. — Мой отец был поставщиком одного из Храмов в Нижних землях, а я вот… теперь… гм…
Окончательно завравшись, он осекся под пристальным взглядом покупателя. Впрочем, тот похвалил:
— У тебя хорошие руки.
— Спасибо, господин.
— Ловкие.
— Благодарю вас, господин.
— В вашем городе вообще много людей с золотыми руками. Быстрыми, умелыми. Только каждый шустрит в своем деле.
Когда человек в сером плаще договаривал последние слова, его правая рука одним коротким, неуловимо быстрым нырком оказалась под плащом и… стиснула пальцы Барлара! Малолетний воришка, подкравшись к незнакомцу и завесившись ковром, вытянул руку и уже отстегивал тугой кошелек незнакомца от пояса. Человек в сером плаще потянул мальчишку за кисть, и тот, серый от напряжения и ужаса, показался на глаза почти обворованному им мужчине и толстому торговцу. Последний воскликнул:
— Браво, господин, браво! Вы поймали вора! Позвольте, я позову стражу! Стра-а-а…
— Погоди, — остановил мужчина в сером, — не торопись. Насколько я знаю, за попытку украсть кошелек с золотыми монетами этому пареньку должны распороть живот и влить туда расплавленный металл, не так ли?
— Но он же вор, — недоуменно произнес торговец, — его нужно наказать, как положено.
— Ну, если бы я сам жил точно по этим законам, меня давно уже не было бы на свете, — заметил человек в сером плаще, — да и тебя тоже, мастер Битт. Не так ли?
Мастер Битт, внутренне недоумевая, откуда этому человеку известно его имя, угодливо и понимающе захихикал. Но он все-таки упорствовал в своем намерении позвать стражу и отдать пойманного воришку в ее распоряжение; тогда человек в сером, все так же сжимая руку Барлара словно железными тисками, наклонился к его уху и проговорил:
