– Как обстоят дела с их транспортами?
– Мы не пропускаем их внутрь. На одном, как мы подозреваем, имеется тяжелое оборудование, которое должно быть сброшено во вторую камеру. Мы не хотим, чтобы они прорвались через заграждение. Они не особо счастливы, но еще несколько дней могут без особых проблем подождать.
– Они готовы сдаться?
Герхардт покачал головой.
– Нет. Плетнев обратился к нам с небольшой речью, но сдаваться пока не собирается. Он предложил договориться о прекращении военных действий. Экипажи транспортных кораблей хотят присоединиться к своим товарищам. Они знают, что не могут вернуться домой, и я подозреваю, что они знают о бойне в скважине и об огромных потерях.
– Чертовски отчаянный маневр…
– Так или иначе… он не сработал, – мрачно заметил Герхардт. – Но это создало проблемы. Что касается нас, то Камень представляет собой закупоренную бутылку. Дело не в том, что нам очень хочется его покинуть, поскольку идти все равно некуда, даже если бы возможность и была. Меня лично беспокоит спецназ. Убийцы и диверсанты могли рассеяться по второй камере и доберутся до нас через несколько дней. У нас не хватит сил удержать их за пределами третьей и четвертой камер. Это мерзкие типы, Гарри, беззаветно преданные делу и хорошо обученные. Чем дольше мы будем ждать, тем больше они истощат наши силы.
– Значит, во второй камере положение безвыходное? – спросил Лэньер, нервно оглядывая карты.
– Везде. Никто не собирается двигаться с места. Единственное, что будет увеличиваться – количество жертв.
– Вы думаете, они об этом знают? Я имею в виду, они допускают это?
– После того, как они прошли этот путь, учитывая необходимую подготовку, я думаю, мы спокойно можем сказать, что они отнюдь не идиоты.
– Как насчет недовольных?
– Я сомневаюсь, что у них, да и у нас есть недовольные.
– Сколько еще пройдет времени, прежде чем они начнут прислушиваться к голосу разума?
– Черт возьми, Гарри, возможно, они прислушиваются уже сейчас, просто никак этого не показывают. Мы высовываем голову, они начинают стрелять, и наоборот.
Сержант стоял перед своими начальниками с озабоченным выражением лица, исцарапаного кустарником. Он отдал честь и кивнул в сторону Мирского.
– Товарищ полковник, они обнаружили в скважинах наши трансляторы. Мы не можем связаться с другими камерами.
– А теперь вопрос, – сказал Мирский. – Означает ли это, что они готовы опустить руки и пригласить волков в овчарню?
Гарабедян взял у него бинокль и обвел взглядом панораму перед мостом, до которого было около километра. Затем он посмотрел на пробитый снарядами, обожженный лазерами мост – поврежденный, но все еще функционирующий – и вернул бинокль.
– Павел, – сказал Гарабедян, – мы должны перерезать этот мост, как ты считаешь?
Мирский неодобрительно посмотрел на своего заместителя.
– А как мы будем переправляться? Придется идти пешком пятьдесят с лишним километров до следующего моста или перебираться вплавь.
– Но тогда они не смогут переправиться и не смогут получить подкрепление из этой камеры…
– Да, но подкрепление может прийти из первой камеры. Мы понятия не имеем, сколько их там.
– Загнанных в ловушку…
– Мы не будем трогать мост, – решил Мирский. – Кроме того, мы не можем себе позволить еще терять людей в результате необдуманных действий. Или терять их от пуль снайперов, когда мы будем переправляться вплавь!
– Это была просто идея.
– Я не испытываю недостатка в идеях, Виктор. Мне не хватает лазерных орудий и артиллерии. Очевидно, «Жигули» со всей нашей артиллерией и боеприпасами не смогли пробиться и теперь уже не смогут, так как они, очевидно, усилили охрану скважин – ведь ретрансляторы обнаружины. Очевидно, наш агент схвачен, а русская научная команда ничего не предпринимает либо добровольно, либо потому, что они изолированы. И еще очевидно, что пилотов и экипажи транспортников не слишком радует перспектива многие недели ждать, пока мы все здесь не помрем.
– О чем ты говоришь, Павел? Давай прямо, – улыбнулся Гарабедян. Своей выступающей нижней челюстью он всегда напоминал Мирскому осетра.
– Мы не получаем нужной поддержки.
– Ты веришь, что на Земле началась война – и закончилась поражением?
Мирский покачал головой.
– Я верю, что мы уничтожили их орбитальные станции. Должно быть, отсюда это было неплохое зрелище…
– Павел, есть большая разница между орбитальным обменом ударами и всеобщим уничтожением.
Мирский стиснул зубы и упрямо покачал головой.
– Мы здесь для того, чтобы сражаться и добиться своей цели. В этом весь смысл.
– Спроси замполитов. Мы здесь для того, чтобы распространять идеи социализма и защищать будущее нашего государства.
– Дерьмо, – бросил Мирский, удивленный страстностью майора.
Он ненавидел замполитов. Он ненавидел всех замполитов, где бы ни служил. Майор Белозерский всегда держался позади, отдавая приказы, которые порой противоречили приказам самого Мирского.
– Ну что ж, прекрасно, они уничтожили Землю. Так что нам делать? Прекратить военные действия и – что? Возвращаться домой на пепелище? На сей раз это не маленькая драчка на школьном дворе между героем и хулиганом. Это пылающий череп с костями над всем Северным полушарием!
– Так они утверждают, и Плетнев их поддерживает. Конечно, не надо было ожидать, что нам удастся уничтожить орбитальную защиту и заставить их поднять руки вверх и просить о пощаде.
– Они все продажны, – отрезал Мирский. – Слабые и перепуганные.
– Павел, нужно трезво оценивать факты и их следствия. Не стоит недооценивать врага. Могут ли слабые и отсталые опередить нас почти во всем?
– Ох, заткнись, – простонал Мирский, пряча голову в ладонях. Он посмотрел на сержанта. – Убирайся отсюда, – устало приказал он. – Принеси мне хорошие новости или вообще никаких.
– Так точно! – сказал сержант.
– Жаль, что у нас нет штрафных батальонов, чтобы послать их в первых рядах, как священную жертву, – сказал майор. – Именно так мы выигрывали войны в прошлом.
– Не дай Бог, чтобы тебя услышал Белозерский. У меня с ним и без того достаточно проблем – да и с тобой тоже. Мы не будем трогать мост. Это окончательное решение. И через час мы примем свои меры.
Когда Мирский говорил таким тоном, с ним никто не спорил. Гарабедян слегка побледнел, потом достал жевательную резинку и сунул ее в рот, наслаждаясь сладким вкусом.
Рация Мирского мягко щелкнула. Он включил прием и ответил.
– Товарищ командир, это Белозерский. Зев хочет говорить с вами… лично.
Мирский выругался и ответил, что будет немедленно.
