Лайла положила руку на голову девочки:
- Видишь, Сюзетта, доктор - настоящий сыщик. Он разгадывает тайны.
Сюзетта обдумала это, внимательно изучая меня.
- Но когда перед вами встает тайна, - спросила она меня, - как вы узнаете, что она закончилась?
Я взглянул на Лайлу и Полидори. Полидори осклабился, обнажая зубы.
- Это очень трудно, - признался я, повернувшись к Сюзетте. - Иногда тайны не кончаются.
- Это нечестно, - заявила она, покачивая ножками. - Если вы не знаете, когда закончится тайна, то вы можете сильно ошибиться и с ее началом. Вы даже можете оказаться в совершенно другой тайне и не заметить этого - что тогда?
- Трудности или что-либо похуже, - ответил я, бросив взгляд на Лайлу.
На лице ее застыла полнейшая безмятежность.
- Посмотрите-ка, - дернула меня за рукав Сюзетта. В руках у нее был журнал. - Мой любимый, - сообщила она, передавая журнал мне.
Я рассмотрел обложку... "Битонский рождественский ежегодник". Девочка улыбнулась и взяла журнал обратно, открыв на какой-то захватанной пальцами странице.
- В рассказах, - сказала она, - сыщики всегда знают, где кончается тайна. - Она прочитала заглавие вслух. - "Этюд в багровых тонах. Тайна Шерлока Холмса". Вы читали?
Я покачал головой:
- У меня не очень много времени на чтение.
- Но эту повесть вам надо прочесть. Сыщик очень хороший. Он мог бы помочь вам понять некоторые правила.
- Правила?
- Конечно, - терпеливо промолвила она. - Когда кого-нибудь убивают. Она вновь посмотрела в журнал и медленно, смакуя, повторила название:
- "Этюд в багровых тонах"... Это означает "этюд о крови"... А когда кровь проливают, то должны быть правила. Все это знают. Как вы справитесь, если не знаете этого?
- Но кровь еще не пролита.
- Пока.
- А будет?
- Ради Бога, - пробормотал Джордж, отворачиваясь.
Но Сюзетта игнорировала его протест и продолжала пристально смотреть на меня большими и торжественными глазами.
- Вы должны надеяться на это, - произнесла она. - Иначе какой смысл быть сыщиком? Ничего захватывающего не останется... - Она взяла журнал, слезла со стула и оправила платьице. - Будем надеяться, это вопрос времени.
Взор ее был крайне холоден. Крепко пожав мне руку, она добавила:
- Всего-навсего вопрос времени.
Наступило молчание, и вдруг Полидори расхохотался. Джордж посмотрел на него с нескрываемым отвращением, потом с явным содроганием взглянул на Сюзетту.
- Все это дурной вкус, - процедил он.
- Дурной? - уточнила Лайла.
Она сидела в бархатном шезлонге и курила сигарету, тонкую и длинную. Дым выписывал волнующие кривые, повторяя изгибы тела Лайлы.
- Ну да, черт возьми! - яростно взорвался Джордж. - Это дурно, чертовски дурно! Только поглядите на нее... Ей нельзя читать рассказы про убийства! Куклы, пони - вот что должно нравиться маленьким девочкам... магические представления, нечто вроде... А не эта кровавая чушь. Лайда, это же, черт подери, ненормально!
Сюзетта продолжала невозмутимо изучать его. Джордж сунул руки в карманы и отвернулся.
- Действует мне на нервы, - буркнул он мне. - Сидит тут все время, нагло глазеет и несет ужасную белиберду. Хуже лорда-канцлера.
- Пожалуйста, - изящно повела рукой Лайла, - не расстраивай ребенка.
- Ее расстроишь! - фыркнул Джордж. - Да ее ничем не прошибешь. Лайла, это ты портишь ребенка, вот что я тебе скажу. Только посмотри на нее!
Сюзетта наблюдала за ним столь же бесстрастно, как и раньше.
- Где, черт возьми, ее уважение?
- К тебе?
- Да, конечно, ко мне!
- Может быть, ты должен его заслужить, - предположила Лайла ледяным голосом, потушила сигарету и встала.
Джордж игнорировал ее, словно вообще не слышал.
- Черт подери, я знаю, она сирота, - хмыкнул он. - И чертовски мило с твоей стороны, что ты ее опекунша. Бог видит, я хорошо отношусь к благотворительности, отлично, Лайла, говорю, отлично, но, - глаза его сузились, - факт остается фактом - она маленький звереныш.
Лайла слегка пожала плечами:
- И что ты предлагаешь?
- Самое простое, - сказал Джордж. - Прибрать ее к рукам.
Лайла рассмеялась каким-то очаровывающим, нечеловеческим смехом:
- И ты намереваешься справиться с этим?
- Я? - нахмурился Джордж. - Боже, нет, какая смешная идея! Я имел в виду няню! То, о чем мы говорим, - женское дело. Вот чего тебе не хватает, дорогая, - чертовски хорошей няни, которая возьмет мисс Сюзетту в детскую и научит ее всему, что должны знать маленькие девочки. Некоторым женским добродетелям, мягкости, доброте...
Лайла повернулась, словно ей наскучил этот разговор, и поправила волосы.
- Что ж, может, я последую твоему совету. Есть определенные возможности.
- Приятно слышать, - ответил Джордж.
- Но не сейчас... Я должна полагаться только на себя. - Лайла протянула руку. - Пойдем, Сюзетта. Ты раздражаешь сэра Джорджа. Пора спать.
Сюзетта подошла ко мне и крепко сжала мою руку.
- Я хочу, чтобы вы проводили меня, - попросила она.
Я взглянул на Джорджа и пошел за ней.
- Она никогда не видела сыщика, - прошептала Лайла мне на ухо, когда я проходил мимо. - У вас появилась поклонница!
Мы вышли в коридор. Там было темно. Я услышал постукивание каблучков Лайлы, когда она последовала за нами, и затем, когда закрылась дверь, все погрузилось в темноту. Вдруг позади что-то слабо засветилось. Через секунду я понял, что это светится кожа Лайлы. Она хлопнула в ладоши, и сразу бледные колеблющиеся лучики света прорезали темноту, а передо мной замаячило нечто похожее на массивную колонну, за которой виднелись арки и еще какие-то проходы, освещаемые тонкими лучиками, пробивающимися, словно плющ, сквозь камень. Освещение было не очень хорошим, и прошло некоторое время, прежде чем я, хоть и обладаю хорошим зрением, смог привыкнуть к нему. Я обнаружил, что стою у массивной лестницы, а увиденная мною колонна, поддерживающая ее спираль, была по моей оценке около пятнадцати футов толщиной, причем каждая ступень лестницы насчитывала в ширину более двадцати футов. Я предположил, что эта иллюзия либо подстроена, либо вызвана опиумом, ибо казалось невозможным, что в каком-то складе может существовать такое. Но только я начал подниматься по лестнице, Лайла и Сюзетта - рядом со мной, как под нашими ногами камни отозвались эхом шагов, и я потрясенно осознал, что все это происходит наяву. Вся конструкция была сделана из темно-пурпурной породы вулканического происхождения, кристаллической и отшлифованной до такой степени, что фигуры наши отражались в ее угрюмых глубинах. Мое отражение, вздрагивающее и искаженное полусветом, следовало за мной, словно какой-то отблеск, пойманный между стеклами. От этого эффекта становилось не по себе, и, вне сомнения, это тоже было подстроено.
