– Барон Гуго Рейс, сэр.
– Благодарю.
«Возможно, Чилден оказал мне услугу, не взяв револьвер обратно», – мелькнула мысль.
Прихватив портфель, Тагоми вышел из кабинета. В коридоре курил хорошо одетый белый. Хрупкое телосложение, коротко остриженные, соломенные волосы, блестящие черные оксфорды из натуральной кожи, прямая осанка. Тонкий женский мундштук из слоновой кости в зубах. Он, никаких сомнений.
– Герр Рейс? – спросил Тагоми.
Немец поклонился.
– До сего дня я имел с вами деловые контакты по почте и телефону, но видимся мы впервые, – сказал Тагоми.
– Это честь для меня. – Рейс двинулся к нему. – Даже учитывая крайне досадные обстоятельства…
– Надо думать.
Немец поднял бровь.
– Простите, из-за упомянутых вами обстоятельств мое восприятие затуманено, – сообщил Тагоми. – Наша психика – исключительно хрупкая материя…
– Да, это ужасно. – Рейс покачал головой. – Когда я услышал о…
– Прежде чем начнете литанию, позвольте мне договорить.
– Ну конечно.
– Я самолично пристрелил двоих из вашей СД.
– Департамент полиции Сан-Франциско поставил меня в известность. – Выпущенное Рейсом облако ядовитого дыма окутало обоих. – Я побывал в участке на Керни-стрит и в морге. И конечно, прочитал результаты опроса ваших людей инспекторами полиции. Все это весьма печально…
Тагоми молчал.
– Тем не менее, – продолжал Рейс, – не установлено никакой связи между этими налетчиками и рейхом. Я убежден, что все происшедшее – какой-то абсурд. Вы действовали совершенно правильно, господин Тагори.
– Тагоми.
– Давайте пожмем друг другу руки и забудем досадный инцидент. В нынешние трудные времена нелепая публикация может воспламенить умы, повредить интересам наших наций.
– Тем не менее на моей совести пятно, герр Рейс, – сокрушенно покачал головой Тагоми. – И это не чернильная клякса. Его не выведешь.
Консул был явно раздосадован.
– Я жажду прощения, – продолжал Тагоми. – Но вы не сможете дать его мне. И похоже, никто не сможет. Я собираюсь прочесть «Дневник» знаменитого массачусетского проповедника Коттона Мэзера.[128] Говорят, он пишет о грехе и об адском огне.
Консул часто затягивался сигаретой, пристально глядя на Тагоми.
– Позвольте сообщить вам, консул, что ваша нация дошла до крайней степени подлости. Вам известна гексаграмма «Бездна»? Сейчас я говорю как частное лицо, а не как представитель японского правительства: сердце ноет от ужаса. Грядет небывалая кровавая баня. Но даже в такой момент вы лезете вон из кожи ради мелких, своекорыстных интересов. Пытаетесь обмануть начальство и свалить всю вину на СД. Все шишки достанутся Кройцу фон Меерсу, а вы надеетесь выйти сухим из воды? – Тагоми запнулся – сдавило грудь.
«Астма, – мелькнула мысль. – Как в детстве, когда я сердился на мать».
– Я страдаю от болезни, которая не давала о себе знать многие годы, – пояснил он Рейсу, доставшему новую сигарету. – Недуг созревал постепенно и принял опасную форму в тот день, когда я был вынужден слушать рассказ о деяниях ваших лидеров. Болезнь, увы, неизлечима. Вы тоже больны, сэр. Говоря словами преподобного Мэзера, если я их правильно помню: «Кайтесь, согрешившие!»
– Вы их правильно помните, – хрипло произнес немец и дрожащими пальцами зажег сигарету.
Появился Рэмси с пачкой документов.
– Пока консул здесь, один рутинный вопрос, относящийся к его компетенции. – Он вручил бумаги Тагоми, который пытался справиться с приступом удушья.
Тагоми машинально взял бумаги. Форма 20–50. Запрос из рейха через его официального представителя в ТША консула барона Гуго Рейса с просьбой об экстрадиции уголовного преступника, задержанного полицией Сан-Франциско. Фрэнк Финк, еврей по национальности, гражданин Германии. В соответствии с имеющим обратную силу законом рейха, принятым в июне 1960 года, передать для этапирования и помещения в следственный изолятор генерал-губернаторства и так далее. Тагоми перечитал документ.
– Ручку, сэр? – Подавая авторучку, Рэмси с омерзением глядел на консула. – Вопрос с правительством Германии будет закрыт сегодня же.
– Нет! – Тагоми вернул Рэмси форму 20–50. Затем схватил снова и написал внизу: «Освободить из-под стражи. Торговая миссия Японии, городское правительство С.-Ф. Основание – широкое военное соглашение 1947 года. Тагоми».
Он сунул одну копию Рейсу, другую, вместе с оригиналом, – секретарю.
– Всего хорошего, герр Рейс. – Тагоми поклонился.
Немецкий консул поклонился в ответ. Он едва взглянул на бумагу.
– В будущем, пожалуйста, старайтесь обходиться без личных визитов. Пользуйтесь такими быстродействующими средствами связи, как почта, телефон, телеграф, – продолжал Тагоми.
– Вы хотите взвалить на меня ответственность за инцидент, который не имеет никакого отношения к моему ведомству.
– Жалкие отговорки, вот что я вам на это скажу.
– Цивилизованные люди так дела не ведут, – огрызнулся Рейс. – Ваши слова продиктованы раздражением и желанием отомстить, тогда как официальное лицо не может идти на поводу у эмоций. – Он швырнул сигарету на пол, повернулся и пошел прочь.
– Забери свой вонючий окурок! – слабо выкрикнул ему вслед Тагоми.
Но консул уже скрылся за дверью.
– Ребячество. Вы были свидетелем моего возмутительного ребячества, – печально сказал Тагоми секретарю и нетвердым шагом направился в кабинет.
Он уже совершенно не мог дышать. Боль потекла вниз по левой руке, одновременно невидимый кулак двинул по ребрам.
– О-о-ох! – Тагоми схватился за бок, перед глазами исчез ковер, но зато ударил фонтан красных искр. – Помогите, мистер Рэмси! – попросил он. На самом же деле не получилось даже шепота. – Пожалуйста…
Он споткнулся, вытянул руку, не находя опоры. Падая, Тагоми сжал в кармане серебряный треугольник.
«Ты не спас меня, – подумал он. – Не помог. Все мои попытки были напрасны».
В ноздри ударил запах ковра. Тагоми сообразил, что стоит на четвереньках. Рэмси, крича что-то невнятное, бросился на помощь.
– Похоже, небольшой сердечный приступ, – удалось пролепетать Тагоми.
– Не волнуйтесь, сэр, – сказал кто-то.
– Сообщите жене, пожалуйста, – прошептал Тагоми.
Несколько человек перенесли его на диван. Вскоре он услышал сирену «Скорой помощи». Вокруг царила суета, приходили и уходили какие-то люди. С него сняли галстук, расстегнули воротник сорочки, укрыли одеялом.
– Мне лучше, спасибо, – сказал Тагоми.
Он удобно лежал на диване, не пытаясь шевелиться.
«Карьере конец, – сокрушенно решил он. – Немецкий консул наверняка поднимет шум, нажалуется на мое хамство. И будет прав. Но что сделано, то сделано. Свою роль я отыграл, теперь пусть действуют Токио и фракции в Германии. Моя война закончена. Вначале были пластмассы, – подумал он. – Всего-навсего пластмассы. Солидный бизнесмен. Оракул, правда, намекнул, но…»