- Вы будете принесены в жертву, - донесся голос жреца, завтра! Вам вернут ваше оружие и сожгут, отправив вас к богам такими, какими вы пришли сюда! Раскайтесь! Отрекитесь от своих грехов, и вы уйдете чистыми!
Потом все стихло.
Торок испуганными глазами смотрел на все, что делали с его спутниками. Видят боги, он не хотел этого. Он совсем не к этому стремился, уходя из отцовского дома. Но все сделал сам.
- Простите их, - взмолился жрецу, который вел к центру селения, - они... они раскаются!
- Нет, - отрезал тот, - слепой не увидит света.
- Но если они слепы! - в отчаянии закричал Торок, лицо его блестело от слез, - тогда они не виновны в своем грехе!
- Они сами закрыли свои глаза, - сурово ответил жрец.
Они вышли к центральной площади поселения. Здесь жрец остановился, а послушники с факелами встали кругом, оставляя в центре Торока и жреца.
- Что... - взволнованно спросил мальчик, - что теперь?
- Ты нарушил волю богов, - ровным бесцветным голосом произнес жрец, - ты умрешь.
В руках блеснул широкий жертвенный нож, он шагнул к мальчику.
- Нет! - распахнулись его глаза от ужаса, - Я же раскаялся, вы же говорили!!! А-а-а!!!
Но жрец в пылающем кругу света сделал еще один неумолимый шаг, рука метнулась вперед.
- Отдайте его тело огню, - повернулся он спиной к трупу.
И ушел прочь, сопровождаемый двумя безмолвными послушниками.
22
Они оказались в глубокой земляной яме, узкой наверху и расширяющейся книзу. Верх ямы перекрывала решетка из толстых надежных брусьев.
Навалилась усталость и безысходность. Все еще болели руки от пут, после вчерашнего подъема ныли ноги. Казалось, никаких сил уже не осталось.
Только спутники освоились с темнотой ямы, как откуда-то издалека донесся полный отчаяния крик.
- Что это? - испуганно спросил Кан-Тун.
- Да кто его знает, - пожал плечами Итернир, растирая пальцы.
- Вроде, - предположил Ригг, - это на Торока уж очень похоже.
- Да-а, - протянул Итернир, - видать, его путь уже все.
- Что значит все? - вздрогнул Кан-Тун.
- К богам, наверное, его отправили, - мрачно веселился Итернир, - с докладом о проделанной работе.
- Но он же предал нас, - удивился Кан-Тун, - и ты говорил что нас... в общем, мы им для... э-э... для развода. На племя то есть. Так, зачем же его было убивать?
- Ты что, хотел бы, чтобы он остался жив? - изумился Итернир, вот дожили!
- Нет, - возвращалась к принцу былая уверенность, - я хочу понять.
- А-а, - протянул Итернир, - тогда понятно, если так, то даже конечно. Ну, выходит, я ошибался.
- Что-то ты слишком много ошибался, - упрекнул принц, - и как же ты, позволь узнать, собираешься выбираться отсюда?
- Сейчас узнаем, - обнадежил Итернир, вставая.
- Эй! Наверху! - заорал он, подняв голову, - Я в сортир хочу!!!
- Ты уже в нем, - донесся спокойный и рассудительный голос сверху.
- Ну, и что же ты предложишь нам делать теперь? - гневно спросил принц у Итернира, - мы по твоей милости сидим в этой помойной яме!
- Да не надо так горячиться-то, - посоветовал Итернир.
- Я горячусь, когда мне это угодно! - вскипел Кан-Тун, - и не тебе указывать мне. Если бы не ты, мы бы сейчас были наверху. Надо было всего лишь раскаяться! Но такие, как ты!.. Еретик!!!
- Ага, - подхватил Итернир, - а утром нас бы прирезали как свиней! Как этого мальчишку!!!
- Собаке собачья смерть!!! - яростно ответил принц, вскочив на ноги.
- Да что же вы?! - возмутился Ригг, - человек же умер. Мы же с ним вместе...
- Пусть он... - упер палец в Итернира принц, задыхаясь от ярости, - пусть...
- Оставь, - послышался голос Ланса, хотя его самого видно не было, - они хотели убить. Все равно.
Принц проглотил подготовленную реплику, Итернир сдержался и теперь, когда смолки голоса стало даже как будто темнее.
Они сидели, прислонившись спиной к сырым стенкам подземелья, погруженные в свои мысли. И в темноте и тишине, поглотившей их, все казалось еще более безысходным. Все кончилось. Кончилось Восхождение. Кончилась Лестница. Они дошли дальше, чем другие, но не дошли до конца.
Медленно тянулась ночь. В ожидании утра пытались спать, но тревожное ожидание казни гнало прочь усталость и боль. Было мрачно и тоскливо.
- Ты, Итернир, - попросил Ригг, - спел бы. Уж на диво хорошо у тебя это выходит.
- Спеть? - спросил Итернир, тепло улыбаясь, хотя его улыбку и скрала темнота, - может, кто против?
Никто не ответил.
- Ладно, - решил Итернир, - Тогда спою. Я слышал давно одну легенду. Говорят, что где-то далеко. Очень далеко. Ночью на небе тоже светит что-то вроде солнца.
Услышав это, Ланс удивленно повел бровью, но смолчал.
- Сам-то я не видел, - сознался Итернир, - но говорят, что эта штука, ее "луной" называют. Так вот, что она бледнее солнца, хотя и больше. Свету от нее не много, но все же больше, чем от звезд. И еще, она, луна эта, каждую ночь разная. Сначала круглая, как солнце, потом истоньшается с одного боку, и превращается день за днем сначала в полукруг, а потом в серп. И в следующую ночь ее и вовсе нет. Потом появляется тоненьким серпом и снова растет. Пока полный круг не выйдет. А потом снова уменьшается и так все время. Они даже время так меряют. Полную смену луны месяцем называют. И год на месяцы делят. Вот. И они мне легенду рассказывали, откуда она, луна эта на небе взялась. В общем, я песню из этого сложил.
Помолчав, Итернир обнял руками колени, поднял взгляд к чуть светлому кругу неба над ними и запел.
Шел из города в город он
Она с рынка в деревню шла.
Он среди бескрайних полей
Окунулся в ее глаза.
Еще долго стояли они
Не могли отвести своих глаз.
Посреди дороги одни,
Во всем мире одни сейчас.
И разжались пальцы руки,
Что корзина для них и для нас?
Оказался в дорожной пыли
Нераспроданный ею запас.
Укатились яблоки прочь,
Не нужны стали ей никогда.
Позабыв родительский кров
С ним уйдет она навсегда.
Если яблоко ты в пыли
У дороги нежданно найдешь,
Если ты одинок - подними,
Коли с милой вдвоем - обойдешь.
Если плод ты смело поднял,
То с избранницей раздели,
И беззвучный тогда грянет гром,
Взвоют ветры в бескрайней степи.
Неразлучны вы станете с ней,
И на вечность обречены,
Вместе будут два сердца петь,
Как у Мастера и Луны.
Он Небесным Мастером был,
Он богам должен строить дворцы.
Только ночь раз месяц они
Своей песне были творцы.
В небесах он построил дворец,
Чтобы домом тот стал для нее,
Но уюта в стенах его
Не бывало, как Мастера с ней.
И считала она скорбно дни,
Что остались до радости дня,
Занавеску каждый тот день,
Понемногу сдвигала она.
