Берингар избегал прямых вопросов, но и на те немногие, что задал, получил довольно уклончивые ответы. Говорили они все больше намеками да обиняками, что, впрочем, не мешало им понимать друг друга.
- Я слышал, что пока ты был в горах, у тебя лошадь свели, - промолвил Берингар.
- Меа culpa!* [Моя вина (лат.).] - признался Кадфаэль. - Забыл, знаешь ли, запереть дверь конюшни.
- Примерно в то же время из Лансилинского суда человек сбежал, заметил Хью.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что я тут руку приложил? Я его уличил перед всеми, а они - задержать, и то не сумели.
- Но за пропажу лошадки с тебя, надо думать, взыщут?
- Наверняка. Речь об этом зайдет завтра на капитуле - ну да неважно, миролюбиво промолвил брат Кадфаэль, - главное, что с меня не взыщут за пропажу человека.
- Об этом могла бы зайти речь на другом капитуле, и взыскание оказалось бы куда строже, - пригрозил Берингар, но поднимавшийся от жаровни дымок не мог скрыть улыбки на его смуглом, резко очерченном лице. Кадфаэль, дружище, я тут приберег для тебя напоследок одну новость. Нынче ведь - что ни день, то дивные вести из Уэльса. Только вчера сообщили мне из Честера о том, что на ферму, принадлежащую монастырю Беддгелерт, заявился какой-то верховой. Себя он не назвал, но оставил на ферме свою лошадь и попросил тамошних монахов при первой возможности вернуть ее бенедиктинским монахам, что пасут овец на холмах Ридикросо, дескать, оттуда она и была позаимствована. В самом Ридикросо об этом пока не знают, там у них снег выпал раньше, чем здесь, горные тропы замело, и посыльному никак туда не добраться. Так что я думаю, что хотя лошадка к хозяевам пока и не воротилась, с ней будет все в порядке. Я, право, не знаю, кто он таков этот незнакомец, - добавил Хью с невинным видом, - но только лошадь он оставил монахам через пару дней после того, как наш пропавший злодей покаялся в своем преступлении в Пенллине. Весточка пришла через Бангор туда еще можно было добраться, а в Честер ее доставили морем, на лодке. Вот и выходит, что взыщут с тебя не так строго, как ты, наверное, рассчитывал.
- Беддгелерт, вот оно что! - прикинул Кадфаэль. - А дальше он, видать, пешком двинулся. Как ты думаешь, Хью, куда он направился? В Клинног? А может, в Кэргиби - оттуда ведь можно морем в Ирландию переправиться.
- А почему бы ему не остаться в Беддгелерте? - предположил Берингар, с улыбкой потягивая винцо, - в монашеских кельях местечко, поди, найдется. Сам-то ты, поболтавшись по свету, обрел для себя как раз такую тихую гавань.
Кадфаэль задумчиво покачал головой:
- Нет, сдается мне, это пока не для него. Он понимает, что еще недостаточно заплатил за содеянное.
Хью хрипло рассмеялся, поднялся на ноги и сердечно похлопал монаха по плечу:
- Пожалуй, я лучше пойду. А то всякий раз выходит: как поболтаю с тобой, так отказываюсь от судебного преследования.
- Но когда-нибудь этим может и кончиться, - серьезно промолвил Кадфаэль.
- Судебным преследованием? - оглянулся с порога Берингар, все еще улыбаясь.
- Монашеской кельей. Бывало, что люди, уходя от первого, приходили ко второму, совершив немало добрых дел по пути.
На следующий день пополудни у двери сарайчика объявились Эдви и Эдвин - постриженные, аккуратно причесанные и одетые в свое самое лучшее платье. Верно, оттого приятели чувствовали себя несколько скованно и выглядели смущенно, по крайней мере, первое время. Держались они необычно смирно, и, может быть, потому еще больше походили друг на друга. Кадфаэлю пришлось даже высматривать, у кого глаза посветлее, чтобы не перепутать гостей. Оба паренька от всей души поблагодарили монаха.
- А что это вы так вырядились? - спросил Кадфаэль. - Надо думать, не в мою честь.
- Лорд аббат послал за мной, - пояснил Эдвин. При упоминании об этом событии глаза мальчика округлились, в них читалось благоговение. - Вот матушка и велела мне надеть самое лучшее. А Эдви сам за мной увязался, из любопытства. Его никто и не звал.
- А он зато на пороге споткнулся, - тут же заявил Эдви, - да еще и покраснел, ну ровно кардинальская шапка.
- А вот и нет!
- А вот и да! Покраснел, прямо как сейчас!
Эдвин и впрямь начал краснеть, щеки его залились румянцем.
- Выходит, отец Радульфус послал за тобой, - промолвил Кадфаэль. "Быстро он взялся за дело, - подумал он про себя, - хочет все довести до конца". - Ну и как вам обоим глянулся наш новый аббат?
Ни тот ни другой не желали признаваться в том, что Радульфус произвел на них сильное впечатление. Парнишки обменялись понимающими взглядами, и Эдви сказал:
- Он человек справедливый. Но я, пожалуй, не хотел бы остаться здесь в послушниках.
- Лорд аббат говорил, - добавил Эдвин, - что обсудит детали с моей матушкой и законниками, однако и сейчас ясно: соглашение с отчимом потеряло силу, и Малийли не отойдет к аббатству. Так что, когда завещание утвердят, а граф Честерский как сеньор подтвердит свое согласие, манор станет моим. Но до моего совершеннолетия аббатство оставит там своего управляющего, чтобы не запускать дела, а лорд аббат сам будет моим опекуном.
- Ну и что же ты на это ответил?
- Поблагодарил его от всего сердца и согласился, а как же иначе. Кто сумеет лучше управиться с манором? А тем временем и я выучусь этому искусству. Мы с матушкой собираемся вернуться туда и, наверное, скоро уедем, если только опять снегом все не завалит.
Радостный блеск в глазах Эдвина не угас, но выражение лица, тем не менее, сделалось очень серьезным.
- Брат Кадфаэль, но как же это Меуриг, а? И подумать страшно. Не могу понять...
Да, молодым понять это трудно, почти невозможно. Паренек ведь доверял Меуригу, был привязан к нему, и отголоски этого чувства сохранились даже сейчас, несмотря на ужас и отвращение, которые внушал Эдвину убийца.
- Я не уступил бы ему Малийли без борьбы, - убежденно продолжал паренек, желавший быть честным до конца, - но если бы он все-таки взял верх, я не затаил бы против него злобы. А если бы победил я... Не знаю... мне кажется, он никогда бы не смог примириться с потерей. Но как бы там ни было, я все равно рад, что ему удалось скрыться. Может, это и плохо, но ничего не могу с собой поделать, я рад.
"Может это и впрямь плохо, - подумал Кадфаэль, - но не ты один этому рад". Правда, говорить об этом монах не стал.
- Брат Кадфаэль... Когда мы вернемся домой, в Малийли, я хочу навестить Ифора, сына Моргана. Помнишь, он ведь поцеловал меня на прощанье. Может, я хоть в чем-то смогу заменить ему внука.
"Слава Богу, что я не стал подталкивать его к этому, - искренне порадовался Кадфаэль. - Молодые, они ведь больше всего на свете терпеть не могут, когда старшие требуют от них добрых дел, особенно если уже сами до этого додумались, без чужих советов".
