За каждым поворотом. Как телеграфные столбы – с натянутыми между ними цепкими взглядами. Внешне безразличные и расслабленные, кто в белом халате, кто в синем, кто в комбинезоне электрика, кто просто сидит, неприметный, слушает радио…
Мягкий пол глушил шаги; улыбчивая медсестра вела Рамана каким-то кружным путем, он, пожалуй, сам бы не смог вернуться. А если и смог бы, то только изрядно поплутав.
Вышли к лифту; в зеркальном потолке его отразились белая шапочка медсестры, облезлая макушка Ковича и иссиня-черная шевелюра задумчивого, прикатившего на лифте парнишки. Под мятым костюмчиком случайного спутника прятались сноровка и мощь, на дне равнодушных глаз жил все тот же, цепкий профессиональный взгляд. Раману вдруг сделалось не по себе – в повседневной жизни люди не так часто следят друг за другом. Из каких специальных школ они притащили этих странных ребят? Да еще столько, чтобы хватило на каждый поворот бесконечного коридора?..
И, главное, зачем, спросил перепуганный внутренний голос. Чтобы хранить, беречь, не выпускать из виду ассистентку Павлу Нимробец, непутевую Павлу, которая еще два месяца назад никому не была нужна…
Все, о чем говорил Тритан Тодин – весь этот бред о пороховом заряде, подложенном под человечество – воплотилось в ионизированном и увлажненном воздухе пустынных коридоров. Атмосфера тревоги и несвободы. Та атмосфера, которую так сложно создать искусственно – особенно на сцене, особенно силами ленивых и добрых актеров…
Когда спектакль приходит к финалу, с трудом созданная атмосфера гаснет, исчерпав себя, тонет в аплодисментах. Кто будет аплодировать Павле Нимробец?..
– Пожалуйста, господин Кович, войдите…
Первым, что он увидел, был томик Вечного Драматурга. Его собственная книга, лежащая на краю маленького стола, как-то небрежно лежащая, будто забытая, хоть и на виду…
– Привет, Павла.
Прикрылась дверь за его спиной. Мертво прикрылась, наглухо, на замок.
– Привет, узница… Ты знаешь, что при дворе Лера четвертого опальные фаворитки призваны были носить огненно-красное?
Она механически посмотрела на свой спортивный костюм. Даже не улыбнулась; перевела глаза куда-то под потолок, он невольно проследил за ее взглядом и увидел стеклянный глаз объектива, замаскированный, но не очень тщательно.
– Нас смотрят? – спросил он упавшим голосом. Ситуация переставала быть объяснимой. То есть нормальной она давно перестала быть, но круглосуточная слежка…
Значит, он не сможет поговорить с ней о том, что интересует его больше всего. О главном.
– Как ты себя чувствуешь?
Она усмехнулась:
– Меня пытались выкрасть…
– Чтобы жениться? Чтобы съесть?
Нет, она не хотела улыбаться. Или не могла; случившееся с ней – а с ней ведь действительно что-то случилось! – сделало ее тихой, какой-то скованной, застывшей:
– Чтобы синтезировать из меня… сделать… Тритан вам не объяснил?
– Говори мне «ты», – сказал он механически.
– Значит, объяснил, – она вздохнула.
Раман понял, что не знает, что говорить. То есть еще сегодня утром, собираясь к Павле, он ясно понимал, зачем идет и что скажет – но теперь, под скромным взглядом маленького объектива, все это как бы не имело смысла. И слов не было…
Кроме тех, что напечатаны на бумаге.
И он полез в сумку:
– Вот, посмотри…
Газеты были разные – популярные, с желтизной, и уважаемые, занудно-благородные; заметки, которые должны были заинтересовать Павлу, помечены были красным маркером.
«Допустит ли Триглавец превышения полномочий?»
«В психиатрической клинике столицы содержится под стражей здоровый человек».
«Будет ли удовлетворен научный интерес Познающей главы? За чей счет?»
Павла пробежала заметки глазами. Заметно побледнела; протянула газеты обратно, как показалось Ковичу, со страхом:
– Вы… Тритан ЭТО видел?
Кович почувствовал, как тлеющее в душе раздражение вдруг расцветает махровым цветом.
– Я не носил к нему на утверждение… Он не расписывался красным карандашом. Ты об этом спрашиваешь?..
Павла отвернулась:
– Я знаю, что вы его не любите.
– Он использует тебя, – Раман поднял голову, злорадно заглянул прямо в равнодушный глаз объектива. – Он использует тебя, никто тебя не похищал, это подставка. Фокус для легковерных девочек…
– Когда премьера? – спросила Павла шепотом.
Раман опомнился.
Наверное, он просто старый упрямец. «Мастер конфликта», как говорили о нем еще в училище… Но что это за театр – без конфликта?!
– Скоро, – сказал он неожиданно спокойно. – И считай, что ты уже приглашена.
* * *
– …Разве, берясь за эти исследования, вы не знали заранее, с какими проблемами столкнетесь? Что получение результата связано с разрушением личности донора? Вы знали об этом С САМОГО НАЧАЛА!..
Угрюмый мужчина, сидящий по правую руку полной женщины с холодным взглядом, все наливался и наливался кровью. Тонкие губы нервно прыгали:
– Не вы ли кричали, что прятать голову в песок бесполезно и стыдно? Не вы ли говорили о гипотетическом противоядии, которое якобы дадут человечеству ваши изыскания? Вы морочили нам голову, вы, можно сказать, убедили нас – а теперь выбываете из игры? Надо полагать, руки должен пачкать кто-то другой, никак не вы, Тодин?!
Смуглый человек с зелеными глазами неторопливо разбирал на столе авторучку с золотым пером. Кончики его пальцев уже испачкались в чернилах, и это было бы мило и трогательно, совсем по-школьному, если бы не отталкивающее, неприятно-жесткое выражение чуть ассиметричного тонкого лица:
– Речь не идет о чистых руках, – выразительный взгляд сперва на полную, похожую на домохозяйку женщину, потом на собственные, выпачканные в чернилах руки. – Речь идет о категорическом запрете подобных исследований. Я настоял на пуске проекта, и я же на практике убедился… в его негуманности и неэтичности.
– Какой кошмар! – сухо рассмеялась похожая на домохозяйку женщина. – Обвинения в неэтичности в устах господина Тодина… Надо полагать, физическая близость с объектом исследований специально оговорена в учебнике этики. Как замечательный способ добиться цели приятным для исследователя путем.
– Избавьте, – устало попросил утопающий в кресле бородач. Смуглый пожал плечами:
– Этот проект не имеет права на существование – вне зависимости от того, с кем я сплю… А если проектом не будет заниматься Познающая – значит этим никто не будет заниматься.
– Совсем-совсем никто? – с усмешкой спросила женщина. – Попытка похищения как бы уже и не в счет?
