Перед заходом солнца мои соплеменники устроили для меня настоящий спектакль – пантомиму. Один из них изображал меня, еще несколько человек ему ассистировали. Действие началось с того момента, когда, беспечно перемещаясь по краю обрыва, я вдруг оказался в окружении бандитов. Уморительно извиваясь, герой спектакля пытался вырваться из цепких рук, но – тщетно. Его сбросили с обрыва, и он повис на кустах. Затем были показаны мои усилия выкарабкаться из пропасти и блуждания по лесу. Герой постепенно терял силы, начал спотыкаться и падать. Наконец, он окончательно ослабел и в изнеможении лег недвижимый. Тут из кустов появились спасители. Они очень забавно лечили меня, а потом несли в лагерь. На этом спектакль не кончился. Они очень точно изобразили мои первые дни в их племени, не забыв показать молоденькую девушку, которая в первый же день забралась на мое ложе. Но кульминации спектакль достиг, когда на импровизированной сцене появилась дикая кошка. Ее изображала девушка, идущая на четвереньках. Она негромко рычала и двигалась по-кошачьи мягко. И вдруг перед ней появился настоящий заяц. Я мог побиться об заклад, что это был тот самый заяц, который увел от меня настоящую кошку. Он так же суматошно прыгал, не зная куда бежать, а потом шмыгнул в кусты. Из зрителя я в этот момент сам превратился в артиста. Все смотрели на мою реакцию на появление зайца. Этот трюк я так и не понял. То ли у них был дрессированный заяц специально на такой случай, но где тогда они его прятали, то ли заяц появился здесь снова случайно.
Насмеявшись вдоволь, все разошлись спать, а я еще долго обдумывал представление. Не такие уж они простые эти мои дикари. Спектакль шел без репетиций и режиссуры, но был сыгран мастерски и очень динамично. Все его участники действовали слаженно: вовремя вступали в действие и вовремя уходили в тень. Вообще по части синхронности действий в них была какая-то загадка. Я не раз наблюдал, как они все вдруг замирали на месте, будто получив невидимый и не слышимый мне сигнал. Чтобы я действовал как все, ко мне был приставлен специальный человек, который тем или иным способом сообщал мне, что надо замереть. Как они добиваются такого эффекта, я не понимал. Но больше всего меня, конечно, занимал заяц. То, что он появился перед кошкой в нужный момент, было их заслугой, но как они это сделали, оставалось загадкой. Робкое прикосновение к моему плечу прервало размышления.
Затем потянулись дни и недели, похожие один на другой. Почти ежедневные короткие переходы на новые пастбища, вечерние кост- ры, сон. Жизнь племени была спокойной и размеренной. Я понял, что мы перемещаемся не хаотически, как показалось сначала, а по давно известному и хорошо изученному маршруту, позволявшему за счет горной местности всегда находиться в комфортных температурных условиях и вовремя поспевать к сбору созревавших в разное время и в разных местах природных даров. Своих соплеменников я перестал считать дикарями. Они были детьми леса и могли прожить в нем без оружия, без топоров, без охотничьих и рыболовных снастей. Они были вегетарианцами, но разбавляли свою растительную диету личинками насекомых и червями, которых я не мог заставить себя взять в рот, и птичьими яйцами. Для них эта пища была вполне сбалансированной, чего нельзя было сказать обо мне. Я успел приспособиться к ней, но постоянно испытывал ставшее уже привычным чувство голода и не мог побороть в себе мечту о бифштексе.
Другие мои наблюдения касались социальной структуры племени. Собственно, таковой и не было. Не было вожака, главы племени. Не было никакого расслоения на более или менее важных членов племени. Не было каких-либо форм собраний, обсуждений и голосований, например, по вопросу о выборе дальнейшего марш- рута. Они просто вставали утром и шли, как летят перелетные птицы по раз и навсегда выбранному направлению, подчиняясь смене времен года. В один из дней утро началось с непривычно пасмурной погоды. Собиралась гроза. Через несколько часов она разразилась грохотом, сверканием молний и потоками воды с неба и со склонов, но к этому моменту племя уже укрылось в огромной пещере, где, наверное, пряталось уже не раз в предыдущие десятилетия, столетия или тысячелетия.
Все племя представляло собой одну большую семью человек в сто, сто тридцать. Пересчитать их было невозможно, хотя я не раз делал такую попытку. Устойчивых семей здесь не было. Пары сходились и расходились, а появляющиеся при этом дети сначала находились при матери, а как только начинали ходить, становились общими любимцами. Вообще все члены племени были весьма любвеобильными. Ночи им не хватало. Они могли заняться любовью в любое время и в любом месте. Достаточно было кому-то начать этот процесс, как возникала цепная реакция, охватывающая все племя. Первое время меня это шокировало, но потом я понял, что они, в отличие от нас, живут, чтобы жить, а значит, и получать удовольствия от жизни во всех ее проявлениях.
Однако в жизни племени были не только радости. Однажды мне довелось наблюдать очень печальную сцену. С дерева сорвался один из соплеменников. У него был открытый перелом бедра. Беднягу положили на охапку сухих листьев. Он мелко дрожал. Все племя собралось вокруг него. На лицах было написано сострадание. Через несколько минут один из мужчин наклонился над раненым и прикоснулся к его шее. Тот затих. Навсегда. Все также молча разошлись по своим делам, а тело куда-то унесли. Это не было жестокостью. Просто кочевая жизнь не позволяла племени иметь в своем составе немощных. Они могли составить угрозу жизни всего племени. Здесь самым непонятным оставался вопрос: почему они спасли меня, а не оставили умирать. Ответа я не нашел.
Другой случай мог кончиться еще более трагично. Племя было на марше. Как всегда, оно избегало открытых мест, но здесь надо было пересечь безлесный промежуток между двумя склонами гор. Места были дикие, и ожидать появления опасности особенно не приходилось, но она появилась совершенно неожиданно в виде открытого джипа с четырьмя пассажирами. Он спускался вдоль обрыва навстречу нам. Встреча с ним не сулила ничего хорошего. Пассажиры уже держали в руках автоматы. Племя, как всегда в случае опасности, замерло в неподвижности. Такой прием был эффективен в лесу, но совершенно не годился на открытой местности, где все племя было видно, как на ладони. Надо было всем бежать врассыпную и прятаться в лесу. Я понял, что пришел мой черед спасать моих спасителей и взял в руку пистолет, но обстановка вдруг резко изменилась. Там, где только что был обрыв, появился пологий поросший травой склон, а прямо перед джипом разверзлась пропасть. Еще через секунду все встало на свое место, но водитель успел круто повернуть руль, и машина полетела в пропасть. Племя еще раз показало, что оно совсем не так беззащитно, как казалось на первый взгляд.
