Для полета на Майрикс Совет выделил «Артемиду» — быстроходный крейсер, к которому Аарон и Октано подлетели на скоростном челноке. Тот уже ждал своих пассажиров в точке омега, где находилось пятно соскока для межпланетного гиперпрыжка. Масса космических тел влияла на нейтронные поля, поэтому пятна соскока располагались, как правило, на удаленных орбитах. Точки омега создавали невидимую паутину, по нитям которой корабли совершали гиперпрыжки, мгновенно преодолевая огромные расстояния.
Следуя правилам этикета, Аарон поспешил в центр управления, чтобы приободрить самийца перед его первым гиперпрыжком. Сам он предпочитал проводить такие минуты в уединении. Во время соскока Аарон обычно переживал визуальную галлюцинацию, где среди мелькавших огней перед его глазами возникал геометрический узор из тонких изогнутых линий. Подобное переживание не представляло собой ничего особенного, но он по-прежнему считал его личным моментом. Перемещение «отсюда» и «туда», почти мгновенно происходившее в особом гиперпространстве, воспринималось многими как аналог смерти. Оно убивало и тем не менее оставляло живым.
— Вы готовы? — спросил Аарон самийца.
— Думаю, да, — ответил Октано Хавбарр. Автопереводчик четко отразил слабый оттенок сомнения, которое испытывал каждый, кто отправлялся в свой первый гиперпрыжок.
— На самом деле все не так серьезно, — сказал Аарон.
— Но я слышал, что перемещение влияет на некоторых больше, чем на других, — ответил самиец.
— Это верно.
— И еще я слышал, что самийцы более склонны к побочным эффектам гиперпрыжка, чем остальные виды.
— Да, на несколько процентов, — ответил Аарон. — Однако разница почти неощутима.
— Между прочим, одним из побочных эффектов является летальный исход.
— Мне говорили о чем-то подобном. Но, возможно, вам следовало подумать об этом немного раньше — перед тем, как отправляться в полет.
По поверхности темно-бронзового куска бекона пробежала едва заметная рябь. Аарон мог поклясться, что существо, сидевшее в центре серебристой паутины, пожало плечами.
— Мы все еще в подпространстве? — спросил самиец.
— Да, и будем там еще несколько минут.
— Почему вы мне не сказали, что прыжок уже начался?
— Мое предупреждение встревожило бы вас еще больше. Поэтому я решил промолчать.
— Возможно, вы правы, — сказал Октано. — Итак, я совершил свой первый гиперпрыжок и остался живым.
— Поздравляю. Надеюсь, что в следующий раз вы найдете его даже в чем-то забавным.
— Забавным, — задумчиво прошептал Октано. — Ах да. Мне говорили об этом на ознакомительных лекциях. Ваша раса приписывает большое значение переживанию забавных моментов. Это действительно так?
— Я бы не сказал, что приписываю им какое-то значение, — ответил Аарон. — Просто мы, землемы, обладаем хорошо развитым чувством игры.
— О, это одно из тех важных понятий, которые мы, самийцы, должны изучить. Так что же такое игра? До сих пор мы воспринимали этот термин как качественное определение рабочей функции. Но, очевидно, в нем заложен более глубокий смысл.
— Вас действительно интересует идея игры?
— О да, — заверил его Октано. — Мы считаем ее очень важной. Наши эксперты полагают, что игра является катализатором сознания, то есть элементом, необходимым для развития высшего разума. Как вы знаете, самийцы не склонны к играм. Но мы решили наверстать упущенное. А знание достигается через опыт других и собственные эксперименты.
— Вы не похожи на других самийцев, которых я встречал, — сказал Аарон. — У вас прекрасный юмор, хотя вы и отрицаете это. Может быть, ваша раса не так мрачна, как кажется?
— Я не считаю самийцев мрачными. Однако при первых встречах с другими разумными видами мы, наверное, выглядели немного замкнутыми и туповатыми. Например, в общении с землемами нам не хватает способности к быстрым остроумным ответам, которые так оживляют и украшают ваш мыслительный процесс. Мы сразу заметили, как вы быстры, нервозны и агрессивны. В вас было то, чего не хватало нам. И тогда, произведя критическую оценку, мы задумались о том, как нам вести себя при жесткой конкуренции видов.
— За последнее время я слишком часто слышу об этой идее, — сказал Аарон. — Неужели вы тоже считаете межвидовую конкуренцию обязательной?
— Я не очень разбираюсь в таких вопросах, — ответил самиец. — Но мне известно, что подобные вещи происходят независимо от нашего желания. Каждая из рас хочет сохранить ту форму, которую принял их разум. И в конечном счете любой вид желает уподобиться богу. Мы не хотим наносить друг другу вреда, однако каждому понятно, что его вид не будет божественным до тех пор, пока другая раса заявляет о себе то же самое.
— Должен сказать, что весь этот разговор о расовой конкуренции и выживании сильнейших производит на меня довольно тягостное впечатление. Возможно, вы правы, и жизнь действительно является борьбой за существование, но мне как-то тоскливо слышать об этом.
— Как странно, что вы говорите такие слова, — произнес самиец. — Я всегда считал, что вы, землемы, придерживаетесь концепции видового выживания любой ценой.
— Кто вам сказал такую глупость?
— Это общее мнение.
— Оно неверное.
— Вы просто не хотите признавать правду. А она заключается в том, что между нашими видами начинается конкурентная борьба. Причем у моей расы не очень хорошие шансы на победу.
Аарон почувствовал раздражение. Его ожидала впереди огромная и ответственная работа. Так почему же он должен был выслушивать еще и это лицемерное хныканье, похожее на ту дрянь, которой его пытались накормить Мэт и члены Совета?
Аарон с тоской подумал о том времени, которое ему предстояло провести рядом с этим существом. Дело могло затянуться на несколько дней, а возможно, даже на недели и месяцы. Он решил уточнить их позиции с самого начала. Кроме того, самиец сам нарывался на выяснение отношений. С этим надо было кончать сейчас, чтобы не усложнять себе жизнь на Майриксе.
— Пока я тоже не вижу, каким образом вы могли бы покорить остальные разумные расы, — сказал Аарон. — Но учитывая ваш удивительный прогресс при полном отсутствии мануальной оснащенности, у вас, очевидно, еще появится такая возможность.
Самиец погрузился в мрачное молчание.
— Обычно люди считают бестактным намекать нам на отсутствие членов, пальцев, ступней или щупалец, — сказал он через пару минут. — Это невежливо. Вы же не упрекаете горбатого за горб, насколько я знаю из вашей собственной литературы.
