Бросать семьи и детей хотя и порицалось, но не очень сильно — ведь даже в семье шанса выжить у ребёнка практически нет, тогда как в результате постоянного стресса и большого расхода сил взрослые начинали чаще и тяжелее болеть. Так что те, кто отказывался или был не в состоянии тащить подобный груз, тоже находили понимание у общества. А ещё через некоторое время отдать детей в волгорский приют на эксперименты стало считаться чуть ли не хорошим тоном (в отличие от банального убийства). Хотя эмоциональную составляющую перебороть непросто, но, если говорить цинично, поступая таким образом, свободные повышали шансы выжить тем немногим детям, которых родители не бросили. Поэтому посвящённые официально, да и неофициально, одобряли такое поведение (в очередной раз заставив себя руководствоваться разумом, загнав чувства подальше в угол и спрятавшись за маской бессердечных учёных).
В январе Игорь, впервые после начала основания, покинул Орден и на несколько дней уехал в Волгоград. Судя по рассказам Нади и моим наблюдениям (а мы продолжали подозревать нового лидера и, соответственно, приглядывали за ним), Игорь пытался восстановить старые связи и улучшить отношение народа к посвящённым. Если первое более-менее удалось, то вторая задумка математика провалилась. Впрочем, наш лидер приложил все усилия, и даже то, что лично ему свободные снова начали симпатизировать — уже большой успех. А для нашего племени в целом и нейтральное отношение было бы огромным достижением: слишком часто посвящённым приходится прибегать к непопулярным, сомнительным и откровенно неприятным методам. Мы действуем предельно цинично, прагматично и не оглядываясь на чувства других людей. К тому же, очень дерзко… а то и откровенно мерзко себя ведём. Поэтому прежде, чем пытаться изменить отношение народа, надо исправиться самим. А на это нет сил… да и желания особого, честно говоря, тоже.
Через несколько дней Игорь вернулся, и жизнь вошла в привычную колею.
— Народ, а ведь есть кое-что странное, — развалившись у костра и почёсывая живот, лениво прищурился Росс.
— Какую именно из загадок ты назвал «странной»? — с усмешкой поинтересовалась я.
— Молоко.
Я удивлённо посмотрела на зеленокожего. Задумалась, а потом пожала плечами:
— А что в нём особенно странного? Ну, различается у твоего и моего вида — но можно даже предположить, почему…
— Я немного о другом, — покачал головой Росс и осторожно смахнул с ноги несколько ядовитых многоножек. — У йети кормят женщины — и молока детям хватает. У изменённых, насколько узнавал Игорь, тоже кормят женщины. Почему у наших мужчин начинается лактация? Ведь, по сути, женского молока детям вполне хватает, за исключением случаев, когда мать тяжело болеет… но тогда наверняка и у женщин йети молоко может пропасть! Отсюда вопрос: почему именно у моего вида мужчины тоже кормящие? Ведь получается немалый избыток молока — какой смысл природе тратить силы на нечто лишнее?
Слова хирурга заставили глубоко задуматься. Он прав — в норме женского молока вполне достаточно для ребёнка. Более того, мужская лактация по большей части не просто бесполезна, а и вредна — ведь кормящему мужчине сложнее оставить селение. На первый взгляд, атавизм, ненужная особенность. А если копнуть глубже?
Молоко — это продукт питания. У мужчин оно появляется, когда есть дети… а вот пропадает отнюдь не всегда так сразу. Пока Росс кормил полукровок, у него молоко было, даже когда у других уже исчезло. То есть появляется по стимулу, а пропадает, если не используется… Нет, не то. Избыток молока. Молоко — это пища детей… а только ли детей? Мы ведь не проверяли, есть ли у наших новых видов склонность к непереносимости молока взрослыми! Если её нет, то оно может оказаться пригодным не только для детей.
— Ты подозреваешь, что молоко может обладать лекарственными свойствами или оказаться ценным диетическим продуктом? — развила свою мысль я.
— Именно, — кивнул Росс. — По крайней мере, проверить стоит: в случае неудачи мы ничего не теряем.
Так и решили. Единственная проблема — в Ордене сейчас не нашлось лактирующих мужчин… да и женщин тоже. Зато в Волгограде — были. Поэтому проверка легла на плечи Нади. Впрочем, терапевт отказываться не стала, да и добровольцев на весьма приятное и вкусное лечение нашлось много. Результаты опытов обрадовали. Хотя молоко и не оказалось панацеей, но без вредных последствий облегчало течение многих болезней и помогало организму быстрее восстановиться. Кстати, ни одного случая непереносимости молока Надя не зафиксировала — что тоже обнадёживало.
Когда появилась такая возможность, мы всё-таки попытались привить репеллентных насекомых неядовитым животным, применяя при этом обезболивание (а соответственно — и подавление иммунных сил организма). Выяснилось, что под воздействием таких препаратов личинки приживаются, но стоит прекратить использование общей анестезии, как иммунитет начинает бороться с насекомыми, порой при этом убивая весь организм. Если же продолжать держать животное под обезболиванием, то оно серьёзно заболевает, причём в большинстве случаев сразу несколькими болезнями. Будто этого мало, сами по себе личинки оказывают пагубное воздействие, истощая, отравляя и вызывая серьёзное малокровие, а потом и гибель носителя.
— Скажи спасибо, что у тебя они не прижились, — сказала я химику.
— Да уж, — огорчённо вздохнул Илья и обиженно добавил: — Но ведь ни у фей, ни у йети, прусов и вам подобных ни признаков отравления, ни малокровия нет!
— Скорее всего, мы эволюционировали параллельно, — пожала плечами я. — Поэтому наши организмы приспособились к выделениям насекомых и либо производят большой избыток элементов крови — чтобы хватило и на себя, и для прокорма личинок, либо изобрели какой-то дополнительный механизм для их питания.
А ведь это действительно очень интересный факт! Особенно учитывая, что у «больных» фей без паразитов кровь тоже была нормальной, а не повышенной густоты. Выходит, компенсация включается только когда нужна. По крайней мере, у тех животных, симбиоз которых с репеллентными насекомыми находится не на самом высоком уровне. К сожалению, дальнейшие эксперименты пришлось отложить — для них требовалось оборудование, которого у нас пока нет и сделать не получится.
Однажды ночью нас разбудили громкие крики страистов. Как позже выяснилось, пернатые охранники заметили одного из лесных гигантов и кинулись его отгонять. Защитить свою территорию птицам удалось, поскольку, когда мы вышли, гигант уже ушёл. Но до этого не то напал, не то защищался, и теперь один из страистов со сломанными ногами бился на влажном мхе. Обезумев от боли, птица не подпускала к себе, бессмысленно атакуя всё в пределах достигаемости. Да ещё и второй страист встал на защиту собрата — из-за этого мы так и не смогли оказать раненному помощь. Он умер к утру, причём, судя по всему, даже не от ран, а придавив в приступе ярости кого-то очень ядовитого (и, скорее всего, не одного). Впрочем, с учётом нынешнего уровня медицины и того, что сидеть спокойно пернатый охранник не стал бы, у него даже с нашей помощью практически не было шансов поправиться.
