— Ладно. Послушай, Амос…
— Да?
— Мне неспокойно. Что-то тут не так…
— Ты же сам этого хотел.
— Верно, хотел. Я понимаю, другого выхода нет, но.
— Тем более, нужно будет на утреннем сеансе связи сказать Лагранжу, пусть подготовит коптер… Если что…
— Ладно, — сказал Симон, — ладно.
* * *
Галерея была залита искусственным светом, окна казались черными провалами, зато картины, тянущиеся вдоль противоположной стены — настоящими окнами в иной, радостный и гармоничный мир, где веселые люди в нарядных одеждах бродили по дорожкам ухоженных парков, сидели в увитых плющом и розами беседках. Он медленно шел вдоль стены, впитывая в себя золото и лазурь красок, совершенство форм, порою ему даже казалось, он слышит смех и голоса, долетающие из подстриженных фигурных аллей, тихую мягкую музыку, шелест фонтанов; ощущает аромат золотистых и алых плодов, разложенных на серебре и фарфоре…
Он так увлекся, что не сразу заметил Наташу. Она расположилась у дальней стены галереи, около огромного мольберта и, похоже, сосредоточенно что-то копировала. Время от времени она прищуривалась, отмеряя пальцем расстояние на кисти, как это делают художники, пытаясь определить масштаб. После всех происшествий последних двух дней зрелище было настолько нелепым, что он какое-то время стоял у нее за спиной, не в силах вымолвить ни слова.
— Что ты делаешь?
Наташа оживленно обернулась к нему. Левая щека у нее была измазана краской.
— Ты знаешь, оказывается это очень просто. Синтезатор воспроизвел краски, и они ничем не хуже…
— Да я не об этом. Зачем ты копируешь картину?
Наташа удивленно взглянула на него.
— Чтобы рисовать, надо сначала научиться, так ведь? Все старые мастера так делали.
Симон покачал головой.
— Не знаю. По-моему, они начинали с азов. Перспектива там, светотень… Послушай, сейчас не до этого. Коменски велел собираться — лучше уложить все это добро в контейнеры… потом… нужно наладить постоянную связь с Лагранжем…
— Ты же видишь, — рассеянно сказала Наташа, — я занята. Я работаю.
Симон ощутил холодок, медленно ползущий по шее.
— Ты хоть отдаешь себе отчет, что происходит?
— А что происходит? — удивленно спросила Наташа. — Все в порядке, Симон… Оставь, ты мешаешь.
Он схватил ее за плечо и жестко сказал:
— Брось! Это не работа! Это имитация! То, что ты делаешь — это беспомощная копия, да и та никуда не годится! Приди же в себя, в конце концов!
Наташа отшвырнула кисть, глаза ее наполнились слезами.
— Уходи! Ты все портишь!
Он развернулся и торопливо пошел прочь — вслед ему летел голос Наташи:
— Неправда! Я тоже умею! Я художница! Я ничем не хуже их!
Он добежал до селектора и, врубив его, закричал на весь пустынный замок:
— Гидеон! Оливия! Амос! Скорее сюда!
* * *
— Ну что? — спросил Гидеон.
— Я ввел ей успокаивающее. Оливия с ней побудет. Сейчас она уснет, но потом, когда проснется, возможно, какое-то время еще будет неадекватна.
— Какое-то время?
— Надеюсь, что недолго, — Коменски озабоченно взглянул на часы. — Симон, свяжись с Лагранжем. Немедленно. Изложи ему ситуацию и скажи, что мы в любом случае, чем бы попытка контакта ни кончилась, присоединимся к нему. А они пусть ведут наружное наблюдение и в случае чего срочно высылают коптер. Я тоже подготовлю машину к вылету — в случае положительного результата мы сами до них доберемся.
— Понял.
— Значит, Оливия остается с Наташей… Гидеон, ты пойдешь со мной. Симон, как поговоришь с Лагранжем, сразу присоединишься к нам. Больше никто не остается один надолго. Ясно?
— Да. Ясно.
— Тогда выходи на связь. Бегом, Симон! Симон развернулся и побежал по коридору. Его разбухшая тень неслась за ним, точно чудовищный неотступный преследователь. Добежав до аппаратной, он поспешно врубил сигнал экстренного вызова и лишь потом повернул выключатель, заливший пустое помещение холодным светом.
Он ждал долго, издевательски ровное мерцание пустого экрана резало ему глаза, потом монитор расцвел яркими красками, и в нем появилась смуглая татуированная физиономия.
— Станция слушает, — сказала физиономия официальным голосом.
«Должно быть, присутствовал на сеансах связи», — подумал Симон. Но даже при виде этого чужого невыразительного лица его сердце забилось ровнее и он смог перевести дыхание.
— Позови Лагранжа, приятель.
— Мой друг Лагранж на совещании, — сказал туземец, с удовольствием выговаривая звучное слово «совещание».
— Какое может быть совещание посреди ночи?
— Очень важное. А почему ты тревожишь его посреди ночи?
— Не твое дело, — сухо ответил Симон, — тогда позови Улисса.
— Мой друг Улисс тоже на совещании. Все мои друзья на совещании.
— Черт! Мне нужно срочно с кем-нибудь связаться! Срочно, слышишь ты…
«Обезьяна размалеванная», — хотел сказать он и едва сумел остановиться.
— Никого нет, — медленно сказал туземец, приблизив лицо к экрану. — Есть только я. Кожан.
— Что у вас там происходит?
— Все в порядке, — невозмутимо произнес туземец, — все идет по плану. Может быть, мой друг Лагранж поговорит с тобой утром.
— Утром? Но утром уже будет поздно… Послушай, передай ему, пусть…
Но экран вспыхнул и вновь засветился мелочно-белым светом. Он нажал сигнал вызова, но экран так и остался пустым.
* * *
Коменски и Гидеона он нашел во дворе замка. Под мерцающим защитным куполом они показались ему смутными тенями, двигающимися в полутьме. Рядом с ними мелькали еще какие-то тени, пониже и пошустрее — сервопогрузчики перевозили вещи со склада, сгружая их в открытый прицеп мобиля. Гидеон, прислонившись к стене, ангара, манипулировал переносным пультом, управляя сервами.
Коменски стоял посреди двора, засунув руки в карманы комбинезона, и смотрел в небо: из-за купола казалось, что ночное небо залито сплошным неярким сиянием, в котором растворились звезды — миллионы переплетающихся, дрожащих, подмигивающих лучей.
— Предупредил Лагранжа? — спросил он, не оборачиваясь.
Симон ослабил ворот комбинезона.
— Нет.
Коменски резко обернулся и посмотрел на него. В полутьме глаза его казались темными провалами.
— Как — нет? Почему?. — На связи был туземец. Чингачгук. Сказал, они на совещании… Какое совещание посреди ночи, Амос?
— А у нас — какое?
— Похоже, там тоже неладно. Может, плюнуть на все — вылететь к ним? Немедленно.
— И упустить, быть может, последний шанс? Как он держался, этот туземец?
