Он подхватил стул, прошел к Нимоеву и предложил тому сесть.
— Спасибо, я постою.
— Я настаиваю.
Профессор вздохнул, но подчинился.
Едва он устроился, как они остались наедине. Протковски, заложив руки за спину, принялся бродить вокруг стула.
— О чем вы беседовали?
— О положении на Земле. У них там поствиртуальное общество. Но не все этого хотят, и этот Ништер был послан, чтобы просить о помощи.
— Ништер, — презрительно процедил капитан. — Мы больше ста лет спасались от этой заразы, и все же она пробралась сюда.
— Заразы? Я вас не понимаю.
— Конечно, не понимаете. Вы — ученые. Вы лезете всюду, куда не попросят. Вы создаете страшные вещи, лишь бы «исследовать и понять»! — Протковски фыркнул. — От вас слишком много бед, но вы можете быть полезны. Если вас не отвлекать. Вот мы и позаботились об этом.
— Так ничего этого не было? — Нимоев изумленно привстал, но тут же рухнул назад на стул. — Поразительно. Никакой угрозы войны не было. Вы просто внушили нам это, чтобы мы сосредоточились на Марсе, понимая, что никакого выхода нет. Чтобы мы не ждали ракет с Земли, которые бы забрали нас домой.
— Марс — вот ваш дом, — отчеканил Протковски. — Только Марс. Дом для настоящих мужчин и женщин. Для первопроходцев! Для тех, кто пытается покорить природу, а не виртуальность! Большинство это понимают, в отличие от вас, профессор. Мы обрубили пуповину, связывающую нас с матерью-Землей. Без этого ребенок не смог бы вырасти. Он бы запутался в ней и задохнулся!
— Вы весьма поэтичны, — съязвил Нимоев. — Я не буду отрицать, что в том, что вы сделали, есть свои резоны. Я даже, пожалуй, могу признать, что вы были правы. — Капитан самодовольно кивнул. — Но сейчас ребенок вырос, а его престарелая мать требует поддержки. Неужели мы не можем этого сделать?
Протковски остановился и посмотрел в глаза Нимоеву. Несколько секунд они сверлили друг друга взглядом.
— Наш мир жесток, — сказал капитан и повернулся к выходу. Дойдя до двери, он остановился. — Не советую обсуждать с кем-то появление Ништера и наш с вами диалог. Я тоже могу признать, что ваша работа чрезвычайно важна для нас. Но ее всегда может продолжить кто-нибудь другой. Надеюсь, вы будете благоразумны. Марс — вот о чем вы должны думать. Марс, а не Земля.
* * *
Профессор Нимоев закончил пересматривать запись Ништера. Протковски о ней не спрашивал, а самому Леонида она понадобилась для того, чтобы набраться решимости. Земля определенно была больна, и он знал, какое ей необходимо лекарство.
Приняв решение, Нимоев забросил проект с водорослью. С ней разберутся и без него. Есть кому. Если же не смогут сами, то он оставил записку с пояснениями.
Несколько часов профессор не отходил от дисплея, стараясь успеть. Он комбинировал и творил. Проверял и отбрасывал ненужное. Никогда еще Нимоев не испытывал подобного вдохновения. И удовлетворение, настигшее его в тот момент, когда проект подошел к стадии завершения, трудно было с чем-либо сравнить.
Остальные приготовления он закончил в течение нескольких минут. Забрав бронированную колбу из синтезатора, профессор засунул ее в карман пиджака. В другой карман отправилась пара распылителей. Вставив носовые фильтры, Нимоев в последний раз оглядел испещренные схемами молекул стены, которые были частью его жизни. Скорее всего, он сюда не вернется. Или вернется, но спустя какое-то время. Профессор отогнал очередной приступ слабости и вышел из кабинета. Пришло время действовать.
Он двигался по улицам базы — однотипные модули в центре, дикие нагромождения подручного материала, в которых тоже кто-то жил, по окраинам. Тусклый свет, пробивавшийся сквозь купол, не освещал улицы в достаточной мере. Этим приходилось заниматься огромным прожекторам, питавшимся от ветряков. Нимоев припомнил, что когда-то планировал решить эту проблему с помощью светящихся растений, заодно занимавшихся очисткой воздуха. Освободившуюся энергию можно было бы направить в иное русло. «Неизвестно, когда я теперь доберусь до всего этого», — подумал профессор и тут же принялся в очередной раз доказывать себе необходимость принятого решения. От привычки вести дискуссии, пусть даже с самим собой, трудно было избавиться.
«Всю историю Земли новые поселения в конечном итоге возвышаются над своими прародителями. Колонии в Америке, пройдя путь сражений с местными жителями и природой, стали центром мира. Каторга в Австралии превратилась в прекрасный курорт. Везде, где идет сражение, есть прогресс. Здесь, на Марсе, мы отстали в техническом плане, но сделали многое для того, чтобы остаться людьми. Почти такие же первопроходцы, как и много столетий назад. Земля застыла в своем идеальном мире. Ее надо взбодрить, дать новый вектор, достать из раковины, в которую она погружается».
Профессор остановился перед зданием, которое занимали военные. Оно единственное было обшито корабельным железом. Пластик под ним в несколько раз прочнее металла, но сам вид придавал строению некую официальность и угрозу. Кивнув дежурному, который его узнал, Нимоев прошел сразу к Протковски. Тот оказался на месте. Сидел в кресле и просматривал запись допроса. Завидев ученого, капитан поспешил выключить видео, но хлесткий звук удара успел просочиться в кабинет, из-за чего воцарилось гнетущее молчание.
— Вы забыли мне что-то рассказать, профессор? — спросил Протковски.
— Да. Я собираюсь помочь землянину.
С этими словами Нимоев вынул из кармана распылитель и направил струю газа на Протковски, который не успел задержать дыхание. Глаза капитана помутились.
— Что это? — глухо спросил он.
— Газ на основе одного оригинального вируса. Я разрабатывал его для психологов и врачей, но пока это только лишь опытный образец. Вы сейчас абсолютно не чувствуете боли и не испытываете никаких эмоций. Очень удобно в качестве легкого наркоза или для того, чтобы побеседовать о том, что собеседнику неприятно. Например, о Ништере. Где он?
— В камере.
— Прикажите, чтобы ему вернули все вещи и проводили в ваш кабинет.
Протковски потянулся к экрану, связался с дежурным и передал приказания Нимоева. Затем отключил связь.
— Хорошо, — профессор кивнул. — А теперь подождем.
Ждать пришлось около пятнадцати минут. За это время Нимоев еще трижды пользовался распылителем. У него не было времени точно проверить, как долго действует вирус. Кроме того, не стоило забывать о том, что человеческий организм умеет бороться с болезнями.
Наконец дверь отворилась, и ввели Ништера. Его лицо было в синяках, пары зубов не хватало. Тем не менее улыбка, как приклеенная, застыла у него на лице. Сейчас она выглядела жутко.
