не стала приставать к нему с расспросами.
Он рассказывал о войне и об учебе во время войны. После того как он пробыл некоторое время в Польше, его отпустили на триместр продолжить учебу и отправили в Мюнхен.
– Из-за войны больше нет семестров, только триместры, а значит, все происходит довольно поспешно. Больше нельзя самостоятельно выбрать место учебы, нужно идти туда, куда отправляют. И хуже всего то, что нельзя арендовать каморку и быть самому себе хозяином, а надо жить в студенческой компании. И это прискорбно! Сначала нас запихнули в казарму, через месяц нам пришлось съехать в старую школу, по двенадцать человек в комнате, без отопления. Каждый день было построение, что означало – явиться в форме и ждать, ждать, ждать. В какой-то момент я все же снял комнату в гостинице и являлся только на построение, что достаточно раздражало. Но, по крайней мере, мне было тепло и я мог спокойно учиться.
– И? – спросила Хелена. – Ты завершил выпускную работу?
Артур вздохнул и покачал головой.
– Она никак не продвигалась. Со всем этим беспокойством вокруг меня и всем беспокойством внутри, под этим постоянным, смертельно скучным потоком пропаганды… Мне понадобилось два месяца, чтобы только освоиться. Возможно, если бы мне позволили остаться на второй триместр…
– Тогда ты рассказал бы, насколько другим был бы мир без аналитической машины.
– Точно.
Хелена усмехнулась.
– Если бы лорд Бэббидж не изобрел ее, то кто бы тогда изобрел? И когда?
– Может быть, она была бы построена примерно сейчас, – предположил Артур. – И, возможно, также англичанами.
– А почему?
– Потому что им она бы срочно понадобилась, чтобы взламывать шифры наших подводных лодок. Говорят же, что война – мать всех вещей.
– Чтобы взламывать шифры, необходимо больше, чем просто компьютеры, – возразила Хелена. – Прежде всего, необходима математика кодирования. Но как бы она развивалась без компьютеров?
– Вручную. Почему бы и нет? Шифрование существовало всегда. Просто оно было не таким сложным, как коды сегодня.
– Шифры, выполненные вручную, и взломать можно вручную. – Хелена покачала головой. – Если честно, твой тезис мне до сих пор кажется довольно надуманным.
После триместра в Мюнхене Артуру снова предстояло вернуться в Россию, на фронт, в русскую зиму. Это означало постоянно мерзнуть, в тридцати- или сорокаградусный мороз постоянно искать достаточно теплое место, возможность помыться, постоянно быть голодным – еды было слишком мало. Несмотря на холод, вши были настоящим бедствием.
– Это тебя деморализует – постоянное напряжение, неуверенность в том, переживешь ли ты еще один день. Я буквально чувствовал, как из меня вытекает молодость, как я утратил всю беспечность и уверенность, присущие тебе, пока ты молод.
При этом, рассказывал он в другой раз, его всегда очаровывали пейзажи.
– Эта бесконечная, бесконечная равнина… Закаты часто бывали неописуемо красивыми. А потом появлялась луна и погружала все в чистое серебро: луга, деревья… Единственным уродством в этом мире были мы. – Он закрыл лицо одной рукой. – Я немного учил русский, пытался вступить в контакт с людьми. Но что мне это дало? Только то, что теперь моей целью стало говорить людям, что им нужно бежать, если нам приказывали снова сжечь деревню. Бежать, немедленно, прихватив только то имущество, которое они могли унести. И эти взгляды, когда они проходят мимо тебя, с ношами на спине, с детьми в руках, без цели, без места, куда они могли бы отправиться, – этого не забыть никогда. У них был час, чтобы уйти, или два, в зависимости от наших приказов, а потом мы поджигали все и обстреливали руины. А для чего? Этого нам никто никогда не говорил. Приказ был приказом. Чистое безумие.
Хелена молчала, пытаясь представить, что возникало перед его внутренним взором. Это был прекрасный момент, несмотря на мрачные воспоминания, которые его вызвали, момент общего молчания, не разделяющего, а объединяющего их.
– Я сошел здесь, в Веймаре, не из-за своей сестры, – внезапно произнес Артур.
– А из-за чего? – спросила Хелена, ожидая услышать о некоем друге, у которого он надеялся укрыться, но его самого как назло призвали в армию.
Артур начал проводить рукой по полу, словно там лежали невидимые крошки и их предстояло смести в кучу.
– Я продолжал думать о девушке, которая так яростно защищала леди Аду. О самом интересном разговоре, который я когда-либо вел с женщиной. Я не надеялся увидеть ее снова, потому что она была дочерью хирурга, известного хирурга и выдающегося медика, а я – всего лишь сын рабочего, но мне хотелось хотя бы попробовать. Это влекло меня, можно сказать… и теперь, вопреки всей вероятности, мы здесь.
Он поднял глаза. Хелена смотрела на него, ошеломленная, беззащитная, утратившая дар речи. Это он наклонился вперед или она сама? Она не знала. В любом случае они подались навстречу друг другу, и их губы встретились, как будто это было неизбежно предопределено с самого начала.
* * *
Поцелуй. Она только что впервые в жизни поцеловала мужчину, красивого, высокого, сильного мужчину, такого, о котором тайно мечтала несколько лет, нет, о котором мечтала бы, если бы только осмелилась. Но она не осмеливалась, не хотела разочаровываться, не позволяла себе надеяться, и все же это случилось, произошло так, как и должно было произойти.
Да, Артур был прав: это было совершенно невероятно, настоящее чудо. Никто даже не рассчитывал на такой поворот событий. Но вопреки всему, всем возможным препятствиям – все случилось именно так.
Поцелуй пронзил ее насквозь, как будто по телу пробежал электрический разряд, добравшись обжигающей волной до кончиков пальцев рук, до пальцев ног, до кончиков волос, словно пытаясь заставить ее тело светиться. Именно так, только так могло ощущаться исполнение всех мечтаний, миг, когда жизнь добралась до своего сокровенного смысла. Что еще она могла сделать, кроме как полностью повиноваться, кроме как погрузиться в объятия Артура и слиться с ним в поцелуе, и ей хотелось, чтобы этот поцелуй никогда не заканчивался, а если и так, то чтобы за ним последовали другие, еще более прекрасные вещи…
Артур, ее Артур – и пока идет война, он будет принадлежать ей, только ей! Пока он вынужден прятаться здесь, никто не мог его у нее отнять!
Эта мысль, возникшая словно из ниоткуда, заставила Хелену вздрогнуть, вырвала ее из забытья. Она оторвалась от Артура, села на прежнее место, потрясенная.
– Извини, – поспешно сказал Артур. – Это было возмутительно с моей стороны. Прости еще раз.
– Что? – растерянно пробормотала Хелена.
– Ну, у тебя наверняка есть жених и… а я, в общем… как сказать… это только потому, что… потому что…
Она оглядела его сверху донизу, тоскуя по его рукам, которые только что так крепко обнимали ее, но не решаясь вернуться, чувствуя опасность. Сначала ей нужно понять, что происходит. Очертить границы, определить параметры. Ей требовался план
