Ранним утром, без четверти семь, Джонни приехал в Манчестер на своем стареньком «плимуте». Он работал всю ночь с десяти до шести. Он устал, но приглушенный зимний рассвет был слишком хорош, чтобы проспать его. Кроме того, Джонни нравился Манчестер – узкие улочки, обшарпанные кирпичные дома и рассыпанные по берегу, как четки, островерхие здания прядильных фабрик. В то утро он не собирался охотиться за очередным политиком. Он решил просто покружить по улицам, пока еще не высыпали люди и не рассеялось холодное и тихое очарование февраля, а потом вернуться в Киттери и немного соснуть.
Джонни завернул за угол и увидел у ворот обувной фабрики три безликих «седана», хотя стоянка в этом месте была запрещена. Перед воротами стоял Джимми Картер и пожимал руки рабочим, заступавшим на смену. Они шли полусонные, в тяжелых мешковатых пальто, с завтраком в корзинках или бумажных пакетах. Для каждого у Картера находилось свое слово. Его улыбка, не успевшая пока разойтись миллионными тиражами, была безоблачной и неутомимой. Нос покраснел от мороза.
Джонни проехал еще полквартала, припарковался и направился к фабричным воротам; снег скрипел и похрустывал у него под ногами. Агент секретной службы смерил его взглядом и потерял к нему интерес – по крайней мере внешне.
– Я готов голосовать за любого, кто собирается снизить налоги, – говорил мужчина в заношенной лыжной куртке с целым созвездием прожженных кислотой дырок на рукаве. – От этих проклятых налогов житья нет, честное слово.
– Мы займемся этим делом, – сказал Картер. – Когда я окажусь в Белом доме, мы прежде всего пересмотрим налоговую политику. – Спокойная самоуверенность, звучавшая в его голосе, насторожила Джонни.
Глаза Картера, поражавшие своей голубизной, встретились с глазами Джонни.
– Привет! – сказал он.
– Здравствуйте, мистер Картер, – сказал Джонни. – Я не работаю здесь. Просто ехал мимо и увидел вас.
– Ну что же, рад, что остановились. Я выдвинул свою кандидатуру в президенты.
– Я знаю.
Картер протянул руку. Джонни пожал ее.
– Надеюсь, что вы… – начал было Картер. И осекся.
Последовала вспышка, внезапный треск, как будто он сунул палец в электрическую розетку. Зрачки у Картера сузились. Они с Джонни смотрели друг на друга, казалось, целую вечность.
Агенту секретной службы все это не понравилось. Он бросился к Картеру, на ходу расстегивая пальто. За их спиной, из какой-то немыслимой дали, донесся долгий и протяжный гудок, возвещавший о начале семичасовой смены.
Джонни выпустил руку Картера, но они продолжали смотреть друг на друга.
– Что это, черт возьми? – тихо спросил Картер.
– По-моему, дружище, ты куда-то собирался, – подал вдруг голос агент и положил увесистую руку на плечо Джонни. – Или нет?
– Все в порядке, – успокоил его Картер.
– Вы станете президентом, – сказал Джонни.
Рука агента лежала на его плече, но она стала как будто легче, и вновь Джонни что-то почувствовал. Агенту секретной службы
(глаза)
не нравились эти глаза. Они показались ему
(глаза убийцы, глаза маньяка)
холодными и странными… пусть только запустит руку в карман пальто, пусть хотя бы шевельнет ею, и я уложу его прямо на тротуаре. Не успела эта мысль агента пронестись в голове Джонни, как вдруг откуда-то пришли два слова, простые и страшные:
(лорел мэриленд лорел мэриленд лорел мэриленд лорел)
– Да, – сказал Картер.
– Это реальнее, чем многие думают… реальнее, чем вы сами думаете… в общем, вы победите.
Картер молча глядел на него, слегка раздвинув губы в улыбке.
– У вас есть дочь. Она поступит в школу в Вашингтоне. В школу… – Но это уже было в мертвой зоне. – Школа названа именем освобожденного раба.
– Приятель, а ну-ка двигай отсюда, – сказал агент.
Картер посмотрел на него, и тот замолчал.
– Рад был познакомиться, – сказал Картер. – Вы меня слегка озадачили, и все же я рад.
Джонни вернулся в свое обычное состояние. Все прошло.
Он почувствовал, что у него замерзли уши и что не мешает заглянуть кой-куда.
– Все доброго, – сказал он, смешавшись.
– Спасибо. И вам того же.
Он повернулся к машине, чувствуя на себе взгляд агента, и уехал, как в тумане.
Вскоре Картер свернул свою кампанию в Нью-Гэмпшире и двинул во Флориду.
Уолтер Кронкайт перешел от американских политиков к гражданской войне в Ливане. Джонни поднялся, налил себе еще пепси и отсалютовал стаканом экрану телевизора. Твое здоровье, Уолт. Выпьем за три «Р» – распад, разрушение и рок. Куда бы мы без них делись?
В дверь тихо постучали.
– Войдите, – отозвался Джонни, ожидая увидеть Чака; наверное, позовет его прокатиться в Сомерсуэрт. Но это был не Чак. Это был отец Чака.
– Привет, Джонни, – сказал Чатсворт. Он был в застиранных джинсах и легкой спортивной рубашке навыпуск. – Можно?
– Разумеется. Я думал, вы возвратитесь поздно.
– Видите ли, мне позвонила Шелли. – Так звали его жену. Роджер вошел и закрыл за собой дверь. – К ней прибежал Чак. Расплакался от радости, как малый ребенок. Сказал, что ваша система сработала. И что у него, наверное, все будет в порядке.
Джонни поставил стакан.
– Нам еще предстоит потрудиться, – сказал он.
– Чак встретил меня в аэропорту. – Последний раз я видел его таким… уж и не вспомню когда. Лет в десять. Или в одиннадцать. Тогда я подарил ему пистолет калибра 5,6 миллиметра, о котором он мечтал пять лет… Он прямо в аэропорту прочитал мне заметку из газеты. Сдвиг просто невероятный. Я пришел поблагодарить вас.
– Благодарить надо Чака, – сказал Джонни. – Он очень восприимчив. Его успех во многом объясняется самовнушением. Он убедил себя, что это ему под силу, и теперь развивает успех. Точнее, пожалуй, не сформулируешь.
Роджер сел.
– Он говорит, вы учите его мысленно переключаться.
– Что ж, верно, – улыбнулся Джонни.
– Он сумеет пройти тесты?
– Трудно сказать. Жаль, если он все поставит на карту и проиграет. Экзамен всегда стрессовая ситуация. Если его вдруг заклинит, не исключена психическая травма. Не подумать ли о хороших подготовительных курсах? Вроде Питсфилдских.
– Была у нас такая мысль, но, честно говоря, я считал, что этим мы просто отдалим то, чего все равно не миновать.
– Вот-вот, отсюда все комплексы. Он чувствует, что ситуация критическая: пан или пропал.
– Я никогда не давил на Чака.
– Сознательно нет. Мне это известно. И Чаку тоже. Но, с другой стороны, вы богаты, преуспеваете и колледж в свое время окончили с отличием. Чак, по-моему, чувствует себя так, словно ему вступать в игру сразу же за Хенком Аароном[16].
